В объятиях Зверя
Шрифт:
Марисса вяло кивнула головой, хотя в мыслях и проскочило, что это абсолютная неправда. Верховная наверняка и бровью не пошевелила, вспоминая о болезни Мариссы. Более того, девушка испытывала странное ощущение, будто жрица даже рада. Когда они гуляли с ней перед этим злосчастным падением, из уст Жемчужной словно лился яд, прикрытый медовой сладостью. Она говорила о погоде, природе, водяном Духе, однако за каждым словом будто блестело лезвие.
Но сейчас принцесса старалась не вспоминать об этом. Сейчас ей было совершенно наплевать на блондинистую ведьму, а все мысли ее занимала участь эриния
Девушка вышла из палатки и, дежурно отвечая на пожелания здоровья от других нимф, побрела в лес. Ей хотелось побыть одной, обдумать свои чувства и эмоции. Помечтать, что ее зверь вернется.
Ноги сами вывели ее на берег небольшого пресного ручья, вдоль которого Марисса углублялась все дальше и дальше в изумрудные заросли.
Сюда нимфы не приходили почти никогда, и принцесса могла быть уверена, что ее не потревожат. Она села на теплый песок возле воды и задумалась.
Фьералин, что ни говори, перестал быть для нее просто другом. Как бы ни хотелось ей оттолкнуть его, как она делала со всеми, кто приближался слишком близко, с эринием это не удавалось. Он не нуждался в ее титулах, не искал ее общества ради положения при дворе, не жалел ее из-за магического бессилия. А ведь жалость бесила Мариссу сильнее всего.
Напротив, тигр не забывал при любом удобном случае ее подколоть, вставить едкую шпильку или пошутить. Никогда не было ясно, о чем на самом деле он думает, и какие цели преследует. И только ли долг перед ее родителями заставил дикого эриния искать в обители нимф сбежавшую принцессу…
Ей очень хотелось думать, что не только. Ведь она видела его взгляд, помнила тяжелое дыхание, жадность, с которой он втягивал ее запах… Когда на короткие мгновения он будто терял контроль, и инстинкты завладевали его разумом.
Эти воспоминания обжигали кожу, будоражили кровь. И Марисса понимала, что просто не может их отпустить. Отпустить Его. Она должна знать, что с ним. Жив ли он на Беане? Или его дух на долгие десятилетия улетел на Эреб?
Только вот, как узнать?
Нервно заламывая руки, принцесса закрыла глаза. Она вспоминала все, что когда-либо читала об эриниях. Все, что рассказывали отец с матерью, все, что удалось урвать тайком из запрещенного раздела в библиотеке.
И кое-что всплыло…
Марисса распахнула разноцветные глаза, загоревшиеся одновременно и зеленью, и аметистами. Была одна книга, которую в детстве принцесса тайком перечитывала по многу раз. Написанная старым менестрелем, она пестрила балладами и стихами о любви. Но ко всему прочему была там одна легенда, чей срок давности прошел не так уж давно…
Собравшись с силами, Марисса припомнила слова песни. Совсем короткая она должна была обладать силой призвать эриния с любого конца земли. По крайней мере, так гласили записи менестреля.
Конечно, существовало и ограничение на вызов. Вроде как пропеть вызов могут лишь любовники… Но кому какое до этого дело?
Марисса смутно представляла, почему все должно быть так, а не иначе. И какой вообще эффект могут произвести ее слова.
По большей части она всего лишь была одержима идеей увидеть мужчину, который не покидал ее мыслей. Который сводил ее с ума, и совсем недавно спас ей жизнь. Хотелось иметь возможность хотя бы сказать ему спасибо.
А еще проверить, будут ли заветные слова работать. Ведь раньше она была лишена магии, а значит, любой призыв провалился бы на корню. Любопытство еще больше воспламеняло девушку, и, выбрав первый попавшийся мотив, Марисса запела куплет на чужом языке.
Но на самом деле она столько раз перечитывала эту песню и ее перевод, что, казалось, будто каждое слово ей знакомо. Будто она говорит на родном наречии Пангирии, а не на таинственном языке эриний:
“Мое тело — песок для твоей воды,
Моя плоть — дерево для твоего огня,
Моя сила — небо для твоего ветра,
Моя воля — камень.
Приди ко мне, возлюбленный мой, чтобы вышли океаны из берегов, а вулканы окрасили ночь своим пламенем.
Фьералин…”
На последних строках ее щеки окрасились румянцем, а дышать вдруг стало тяжело. Слова становились такими интимными, если прибавить к ним имя мужчины…
Легкий ветерок поднялся среди деревьев, беспокоя густую листву и траву под ногами.
С каждой секундой сердце начинало биться все быстрее, то ли от страха, то ли от чего-то еще. Пульс застучал в висках, во рту стало предательски сухо. Пить не хотелось, но Марисса облизала губы так, словно испытывала страшную жажду. И открыла глаза.
Перед ней, глубоко и медленно дыша, стоял огромный белый тигр. Его очертания слегка расплывались, будто он весь был покрыт горячим воздухом. А черные глаза с тремя лезвиями вертикальных зрачков смотрели только на нее. Он слегка пригнулся голову к земле, словно охотился. И словно жертва уже была перед ним…
— Привет, — тихо проговорила она, чувствуя животный страх, неожиданно свившийся внизу живота в обжигающую спираль. В теле появилось и с каждой секундой начало нарастать нестерпимое напряжение. Оно опаляло грудь, заставляло кончики пальцев вздрагивать от ужаса и… желания погрузить руки в белую шерсть.
Происходило что-то странное.
— Зачем ты позвала меня?.. — прорычал зверь, хрипло дыша и не сводя с нее черных, как ночь глаз.
— Я… беспокоилась, — промямлила девушка, не узнавая свой голос. Он стал жалким, тихим, покорным.
Тигр глубоко втянул воздух ноздрями, на мгновение зажмурившись. Его мышцы тут же напряглись, а зубы опасно стиснулись.
— Ты знаешь, что означают слова, которые ты пропела? — с трудом произнес он, будто ему стоило невероятных трудов не броситься на нее. И не разорвать?..
— Ну… что я хочу тебя видеть, — неуверенно ответила она. — Я, правда… хочу.
Слова давались тяжело, будто она пьянела от каждого из них. И в этот момент Марисса четко осознала, что больше всего на свете хочет прикоснуться к дикому зверю, что стоит перед ней. Ведь сейчас это был не старый друг, не мягкий тигр, которого она знает с детства. А настоящий смертельно опасный эриний, чья поза выдавала крайнее напряжение.
Внезапно Фьералин скрипнул зубами и едва заметно зарычал, слегка присев на широких лапах. Он опустил голову, прикрыв глаза, и с каждым мгновением все сильнее стало казаться, будто он готовится к прыжку.