В объятиях Зверя
Шрифт:
Ее голос стал хриплым и тихим.
Мужчина резко встал из-за стола, все еще не сводя взгляда со старухи, которая внезапно стала выглядеть жалкой и немощной.
— Я — не убийца, — ответил он спокойно и твердо. — И разве не ты сама выбрала однажды свою судьбу?
— Сама, — вяло кивнула женщина, не глядя на гостя. — Я хотела, чтоб моя жизнь стала лучше, легче…
— Все хотят помолодеть, разбогатеть, вкусно поесть и сладко потра… прошу прощения, — резко сказал эриний. — Но самое главное, что поумнеть почему-то никто не хочет. Не думаешь,
Фьералин глубоко вздохнул и отвернулся.
— Надо уметь отвечать за свои ошибки, — хмуро закончил он, думая в этот момент совсем не об Алишере.
А потом сделал пару шагов к выходу, намереваясь покинуть скорбное жилище нимфы-изгнанницы. Но уже на самом пороге вдруг остановился и вновь подошел к столу. Резко схватил миску с сушеными яблоками, высыпал их на стол и расположил раскрытую ладонь над опустевшей емкостью.
Старуха подняла голову и с изумлением наблюдала за происходящим. Ее глаза еще сильнее расширились, как только распахнутая мужская кисть вдруг покрылась шерстью, а на кончиках пальцев отрасли длинные черные когти.
Фьералин сжал руку в кулак, и в тот же миг вниз посыпалась белая шерсть, на лету превращаясь в молочную пыль. Она наполнила тарелочку, полностью закрыв дно. И только тогда ладонь мужчины вновь приобрела человеческие очертания.
Алишера подняла на гостя удивленный взгляд, словно не узнавая его. И, кажется, в этот момент впервые заметила стального цвета вертикальные зрачки.
— Одна ложка — и ты уснешь, — мрачно произнес он, не сводя с нее опасного черного взгляда. — Три — будешь спать больше суток. Пять — никогда не проснешься.
С этими словами он вновь развернулся и, хлопнув дверью, покинул старую изгнанницу.
Оставшееся время до рассвета эриний провел в облике тигра, бегая по диким лесам Эденрейса, пытаясь понять, почему некоторые люди так любят совершать глупости. У его народа все было проще и одновременно сложнее. Их существование было подчинено жестким правилам с самого рождения. От этих правил было невозможно отступить, потому что они гарантировали жизнь. Никакой свободы воли, никаких глупых попыток кому-то что-то доказать. Только сила, инстинкты и закон.
Уже под самое утро он принял свой человеческий облик, чувствуя, как приятно ноют мышцы после бега. Возвращаясь в лагерь, Фьералин уже составил примерный план действий и, хотя самому ему план не очень-то нравился, иного выхода он не видел. Осталось рассказать его Мариссе, и дело с концом. Малышка поймет, что была неправа, когда узнает, что именно натворила. Наверняка поймет.
Но, уже пересекая черту первых палаток, эриний понял, что произошло что-то ужасное. Рядом с шатром жрицы скопилась целая толпа нимф. Они что-то галдели и причитали, а несколько девушек в самом центре громко плакали.
С замершим сердцем и дурным предчувствием Фьералин рванул в самый центр толпы, расталкивая возмущающихся женщин. А там на земле, белая, как сонный порошок Эреба, лежала Марисса. Рядом с ней стояла Харра и громко взывала к морскому Духу, подняв руки высоко вверх.
— …Великий, не оставь свою верную дщерь! Даруй ей благословение и спасение! Яви силу свою и мощь…
— Что случилось?! — жестко спросил мужчина, опускаясь на колени рядом с малышкой. Он дотронулся до ее ледяного лба, резко почувствовав знакомый травяной запах, сочащийся ядом.
Приглядевшись внимательнее, он и сам понял. Рядом с руками и ногами Мариссы в воздухе мерцало легкое зеленоватое облачко. И хриплое дыхание выносило из легких едва заметный отравленный дым магии материи.
— Марисса упала в крупный разлом, — ахая, пропела своим мерзким голосом жрица.
— Как это вышло? — рыкнул он, глядя на приторно-сладкую блондинку.
Харра развела руками, наивно распахнув большие глаза.
— Мы гуляли по острову, Марисса очень хотела тебя найти. И, задумавшись, не заметила свежий разлом в овраге. А пока я пыталась в одиночку ее достать, яд уже проник через кожу и легкие.
— Сколько же она там пролежала?! — воскликнул мужчина, отчаянно соображая, что делать. Биение сердца его малышки слышалось все хуже.
— Не знаю, может минут пять…
— Тебе сто шестнадцать лет, ты — Верховная жрица, и не смогла достать ее раньше?! — зарычал Фьералин.
Жрица мгновенно нахмурилась, понимая, что мужчине известно то, что не должно быть известно. Но в следующий миг нимфы разом ахнули, отшатнувшись назад, потому что воздух вокруг него начал вибрировать, а очертания тела покрылись легкой дымкой. И уже через мгновение над Мариссой склонился огромный рычащий тигр, расположив громадные лапы с двух сторон от ее лица.
— Эриний!.. — закричал кто-то в стороне.
— Обсидиановый!..
— Так вот, как он проник на Эденрейс!..
Но зверь не обращал внимания. Он напряженно вслушивался в затухающее биение женского сердца. И, прислонив пушистую голову ко лбу девушки, глубоко вдыхал. Сильнее и сильнее, громче и громче рыча. Он притягивал материю, заставляя ее покидать тело Мариссы и впитываться в него самого.
Это было больно. Зато работало. Зеленый яд выделялся даже из пор принцессы, мгновенно присасываясь к эринию, который так умело звал на себя отравленную магию. Фьералин терпел, чувствуя, словно кто-то поливает его шкуру едкой кислотой, словно он дышит змеиной отравой, а не воздухом. Но это не могло заставить его остановиться.
И только когда он услышал, как сердце девушки застучало в привычном ритме, когда ее грудь жадно приподнялась, вдыхая чистый воздух, эриний понял, что все получилось.
Он отступил на шаг назад, отчаянно хрипя. Шерсть начала выпадать клоками. Тигр упал на бок, тяжело дыша. Огромный черно-белый хвост напряженно и зло стучал по земле, чувствуя, как суетятся рядом перепуганные нимфы.
Пора было уходить. Да, пожалуй, пора, пока кто-нибудь из них не обнаружил способности к изгнанию эриний.