В одном шаге

Романов Герман Иванович

— Павел Петрович, немедленно подготовьте необходимые распоряжения, мой флаг-капитан в вашем подчинении, как и офицеры штаба. Своих флаг-офицеров тоже зачислите, можете всех, или кого сочтете нужным, все на ваше усмотрение. Контр-адмиралу Гаупту по возвращении посоветую отбыть на «поправку здоровья», капитаном порта будет Иессен. Греве к нему помощником… нет, загоню на Амур, пусть еще за Сахалин и Камчатку отвечает. Его Макаров не зря из Порт-Артура изгнал, и во Владивостоке он без надобности. Предложу на «лечение» выехать, зато адмиральская вакансия появится — надо найти кандидатуру соответствующую, того, кто с делами справляться начнет, а не отговорки чинить.

— Есть, ваше превосходительство, — отозвался Ухтомский, прекрасно понимая,

когда необходимо переходить на соблюдение субординации от доверительного отношения. Вместе с тем князь внимательно наблюдал за боем, понимая, что с концевыми крейсерами Безобразова творится что-то неладное. И хотя японские корабли стреляли намного реже, чем в начале сражения, но артиллерию порядком вышибли, пушки на батарейной палубе защиты фактически не имели, не считать же на нее сложенные пробковые койки в качестве противоосколочных перегородок. И посоветовал, понимая, что это может вызвать недовольство Скрыдлова.

— Может быть, «Рюрику» стоит выйти из строя и начать тушить пожары. Иначе его просто выбьют огнем. Броненосец вполне может драться и с двумя противниками — стрелять начнем по «Адзуме», а «Громобой» возьмет на себя «Токиву». Мы в Желтом море не зря делали паузу, но здесь можно обойтись без нее — на «Идзумо» выбита одна башня, и средний калибр изрядно «прорежен», при необходимости мы можем накрыть и флагмана.

Сказал и замер, чуть искоса поглядывая на Скрыдлова. Николай Илларионович немного подумал над предложением, и одобрительно качнув головой, повернулся к флаг-офицеру:

— Пусть поднимут сигнал — «немедленно выйти из колонны „Рюрику“, тушить пожары, чинить повреждения»! А на «Громовой» флажками с кормового мостика — «стрелять по третьему в колонне»!

Отдав приказание, командующий флотом снова приставил к глазам бинокль и принялся рассматривать сражение. Три корабля против четырех противников это не так много для превосходства, если помнить, что один броненосец стоит двух головных «асамоидов».

— Сделайте еще три залпа по флагману и переносите огонь на второй мателот, — вице-адмирал Скрыдлов отдал распоряжение командиру броненосца капитану 1-го ранга Зацаренному, и с нескрываемым сожалением посмотрел на «Идзумо». Крейсер под адмиральским флагом Камимуры выглядел жалко — все же его предназначением не был долгий двухчасовой бой с броненосцем, и при этом уже японцы несколько раз пытались разорвать дистанцию и выйти из боя. Вот если бы они сделали это решительно, развернувшись на обратный курс, им бы это удалось, и Скрыдлов, который вел эскадру курсом «норд-ост 23», не стал настаивать на продолжении сражения, а повел бы эскадру во Владивосток. И все потому, что уже счел, что повреждения нестерпимы и не стоит рисковать дальше.

— «Рюрик» вышел из боевой линии, идет к «Палладе»!

Все правильно решил командир броненосного крейсера капитан 1-го ранга Трусов — при виде его корабля малые крейсера Уриу, что попытались пойти навстречу «Палладе» с миноносцами, тут же порскнули в сторону, когда в нескольких кабельтов от них взметнулись пять или шесть всплесков, из них два высоченных. «Рюрик» их «поприветствовал» из не стрелявших до этого орудий правого борта, и наглядная демонстрация сохранившейся мощи произвела на японцев определенное впечатление — с таким противником, даже избитым, связываться малым крейсерам стало бы опасным делом, ведь попадание восьмидюймового снаряда могло поставить финальную точку…

Схема вооружения и бронирования «Громобоя», последнего корабля и самого сильного из «рюриковичей»…

Глава 40

— Василий Федорович, у нас превосходство в осадной и полевой артиллерии, за счет трофейной сотни стволов значимое. Если все захваченные у японцев пушки

поставить на позиции, то противник просто умоется кровью — снарядов у нас с избытком. К тому же отсутствие укреплений у Дальнего с лихвой броненосцы и канонерские лодки заменят. Подходы к городу и порту и с моря, и со стороны Талиенванского залива простреливаются насквозь. Но пехоте окопы уже отрывают, мы тут всем китайцам по лопате с киркой дали — пусть потрудятся, зато у нас «кровавых» потерь меньше будет. Нельзя нам солдат и матросов зазря терять, других просто нет, и помощи ждать неоткуда. Так что в осаде долго сидеть придется!

— Ничего страшного, посидим, припасов хватит. Мы зимой под стенами Эрзерума сидели, вот где страсти были, солдаты и казаки мерзли, а тут зимы мягкие, снега почитай, нет. Отобьемся…

В голосе командующего Квантунской крепостной артиллерией генерал-майора Белого послышалось непоколебимое спокойствие — первым делом, прибыв вместе со Стесселем в Дальний, Василий Федорович отправился смотреть японский осадный парк, который выгрузили в порту, а вот отвезти на позиции не успели. Ящики со снарядами и зарядами штабелями стояли на железнодорожной станции, да целый эшелон ими уже загруженный — как это добро на воздух не взлетело, только одному богу известно. Так что «апокалипсис» местного значения не состоялся, и страшно представить, что могло случиться. Хотя мелкие взрывы в городе имели место — но последствия от них не столь разрушительные, какими они могли быть на самом деле, взорви одновременно японцы все привезенное транспортами. Ведь большая часть снарядов была для полевой артиллерии, для действующих в Маньчжурии дивизий, причем в таком количестве, которое однозначно свидетельствовало, что на театре военных действий намечается операция отнюдь не тактического характера, ведь скоро должно было грянуть Ляоянское сражение.

Вот только проблема в другом — захваченных полевых и горных 75 мм орудий было до прискорбия мало на все эти груды выгруженных снарядов, и еще хранившихся в трюме прибывшего вчера транспорта. Три с половиной десятка орудий с упряжками достались торжествующим победителям, всего на один артиллерийский дивизионный полк. Оставалось только надеяться, что все эти груды 75 мм снарядов можно будет хоть как-то приспособить в русских гильзах для противоминных пушек Кане, по крайней мере, у флаг-арта Кетлинского лицо не сделалось столь унылым, так что определенные надежды на успех сего безнадежного предприятия имелись.

— Ваше превосходительство, затворы нашлись, откопали! Сейчас орудия в порядок приводят и батарею обустраивают. Завтра отстрел можно произвести, снаряды с зарядами для них в порту нашлись совершенно случайно, японцы их из вагона разгрузили.

Подошедший в испачканном мундире прапорщик вытянулся перед Белым — призванного из запаса офицера узнать можно моментально. И форма на нем сидит мешковато, и походка вальяжная, но главное — знак университетский на груди имеется. Но уже пообтерся за несколько месяцев, не позднее апреля в Порт-Артур прибыл, еще до того, как японцы крепость блокировали. И Белого это сообщение явно обрадовало — подцепив Матусевича под локоть, он повел его к запряженной парой отличных лошадей коляске.

— Вы не желаете, Николай Александрович, взглянуть на первую береговую батарею, что уже завтра сможет открыть стрельбу по вражеским кораблям из шестидюймовых пушек Кане? Тут недалеко ехать, вон на ту сопку, что с востока над городом нависает.

У Матусевича чуть ли брови не выгнулись от такого сообщения, но сообразил быстро, и переспросил:

— Не там ли береговую батарею из пары этих орудий пытались поставить, но в мае ее японцы захватили? Я думал, что стволы подорвали.

— Так оно и есть, Николай Александрович, батарею успели поставить на временные основания, но вот только снаряды привезли поздно, и на позиции не доставили. Потому с пушек затворы только сняли и неподалеку припрятали. А сейчас нашли, откопали и орудия в порядок приводят.