В одном шаге

Часть первая

«ПРОРЫВ НЕ ТЕРПИТ ПЕРЕРЫВА» 28 июля 1904 года Глава 1

— Японцы каждый раз нас с легкостью догоняют, Вильгельм Карлович. Все же у них отрядный ход на три-четыре узла больше, чем у нас — идут на шестнадцати, тогда как мы едва тринадцать держим, и то концевые мателоты отстают, причем не только «Севастополь», но и «Полтава».

Начальник штаба 1-й Тихоокеанской эскадры контр-адмирал Матусевич скрывал раздражение, поглядывая на сидящего в вынесенном на мостик кресле командующего. Контр-адмирал Витгефт, бессменный начальник штаба наместника Его Императорского Величества на Дальнем Востоке адмирала Алексеева, был типичным кабинетным работником, и уважением среди адмиралов

и офицеров не пользовался, все его воспринимали как неизбежное, правда, пока безвредное зло. Он оказался на мостике флагманского броненосца только в результате трагичного начала войны с японцами — 31 марта на мине подорвался броненосец «Петропавловск», на котором вместе с экипажем погиб командующий флотом вице-адмирал Степан Осипович Макаров со всем своим штабом. И вот с этого момента все русские моряки невольно ощутили, что надежды на успешный исход противостояния с вражеским флотом у них стали таять, подобно льду, брошенному на раскаленную плиту. Или подобно каплям росы, попавшим под жгучие солнечные лучи летнего утра. Вот такое поэтическое сравнение — русские подобны холодной влаге, а «острова» недаром называют «страной восходящего солнца».

— Важна не скорость, а двенадцатидюймовые пушки броненосцев — без них прорыва бы вообще не вышло. А так сражение идет практически на равных, и у нас появились некоторые шансы, пусть и минимальные, на успех нашего почти безнадежного предприятия. Повреждения не так значимы, все корабли пока сохраняют боеспособность. Да, я считаю прорыв во Владивосток не нужным делом, даже вредным. И отнюдь не скрываю своего отношения, но над нами «высочайшая воля», а потому царский приказ надлежит нам всем безусловно исполнить.

— Так точно, ваше превосходительство, повеление государя-императора на прорыв до Владивостока у меня не вызывает сомнений.

Голос Матусевича дрогнул — он вспомнил недавнее совещание флагманов и командиров кораблей — те с редким единодушием, приведя десятки вполне разумных доводов, высказались против «авантюры», а так они обиняков называли прорыв эскадры до Владивостока. Основным лейтмотивом прозвучали несколько непреодолимой силы соображений — уход эскадры из Порт-Артура вызовет сильный упадок духа у гарнизона крепости, и ее оборона надолго не затянется, так как моряки составляли достаточно внушительную по численности его часть. И второе соображение строилось на том, что имея в составе два тихоходных броненосца с небольшой дальностью плавания, прорваться не удастся, противник получит прекрасную возможность сосредоточить против русской эскадры превосходящие силы, как в Желтом море, так и Цусимском проливе, где находятся броненосные крейсера Камимумуры. И тогда имея двенадцать кораблей линии против шести русских, решительно и спокойно использует свой двойной численный перевес, обладая при этом существенным превосходством в скорости. Остальные соображения можно было не приводить — они только больше подкрепляли эти два «опорных столпа», что были поставлены еще наместником сразу после гибели вице-адмирала Макарова с «Петропавловском». Назначенный наместником на замену погибшего комфлота, Витгефт почитал своей главной задачей не допустить дальнейших потерь. И больше не рисковать, даже при нужде, а дождаться прибытия из Владивостока вице-адмирала Безобразова — но тот не пожелал рисковать, добираясь на джонке до Порт-Артура.

Война продолжалась, однако, даже несмотря на потопление под Порт-Артуром сразу двух вражеских броненосцев, флот так и не очнулся от охватившего личный состав, особенно адмиралов и офицеров, всеобщего уныния. «Господа» предпочитали откровенно манкировать службой, благо в крепости имелись солидные запасы спиртного. К тому же продолжали «удовлетворять естественные запросы» офицеров армии и особенно флота (жалование на кораблях под Андреевским флагом не в пример больше, чем в инфантерии) два вполне респектабельных борделя, как бы с ними яростно не боролась всесильная супруга начальника Квантуна Вера Алексеевна Стессель.

Учения, постоянные выходы в море и маневры, с помощью которых погибший Макаров вдохнул веру в моряков, при Витгефте уже не проводились, если не считать ежедневные занятия на стоящих на якорях во внутренней гавани кораблях, да окончившийся конфузом выход 10 июня. Теперь даже миноносцы не шли в ночной поиск, и намного реже проводилось контрольное траление на подступах к гавани. Многие из начальства слишком быстро восприняли желание Витгефта не рисковать, и теперь сами старались не проявлять никакой инициативы, мысленно памятуя, что оная всегда несет большие риски для карьерного роста.

Матусевич, будучи начальником штаба Порт-Артурской эскадры, как нельзя лучше знал состояние дел. Если бы не категорический «высочайший приказ» выйти в море, флот продолжал бы отстаиваться в гавани, дожидаясь подхода 1-й Тихоокеанской эскадры, которая дай бог, отправится

с Балтики в конце осени. Или дождаться ошибки японцев, а затем выйти в море и одолеть врага. Вот только все это были мечты — реально боеспособными корабли стали в последние дни. С невероятным трудом удалось вернуть на броненосцы и крейсера снятые с них пушки, не все, правда, многие так и остались стоять на сухопутных фортах. Вернулись на корабли десантные роты, в которых уже имелись серьезные потери, и что хуже всего, нижние чины отвыкли за короткое время от корабельной службы, и само собой, им было не до вахт и учений, они сражались с японцами, отбили штурм. Ведь последние два месяца флот только и занимался тем, что помогал армии вначале готовить к обороне Порт-Артур, снимая с кораблей орудия, а потом и защищать крепость. И все это было сделано по настоянию Вильгельма Карловича, который на совещании флагманов и командиров кораблей 1-го ранга выступил с требованием всемерной помощи армии по примеру легендарной обороны Севастополя в Крымскую войну, что началась полвека тому назад. И эту «великую хартию отречения», как нарекли ее флотские острословы, приняли с одобрением, на берег отправляли все что возможно. Хорошо, хоть корабли не стали топить, «закупоривая», опять же по примеру героических отцов и дедов, гавань, как мрачно шутили лейтенанты и мичманы.

Однако «высочайшее повеление» никто из адмиралов проигнорировать не решился, и на корабли пытались вернуть все то, что с них сняли — но не тут то было. «Армейцы» уперлись, не отдавали, встали, как говориться «грудью». Поползли нехорошие разговоры, что моряки бегут, оставляя осажденную крепость на произвол судьбы. И пресечь их начальство было не в состоянии — флотские суматошно готовились к дальнему походу во Владивосток, прорыву с неизбежным сражением, к которому из-за нехватки времени как следует ни на одном корабле толком не подготовились…

— Неприятельская эскадра с кормового траверза — ход шестнадцать узлов. Порядок прежний — головным «Микаса», «Асахи», «Фудзи» и «Сикисима». За ними «Касуга» и «Ниссин», колонну замыкает «Якумо», вставший в линию. Японцы начали пристрелку по концевым «Полтаве» и «Севастополю», дистанция около пятидесяти кабельтовых.

В голосе флаг-офицера Кедрова явственно прорезалось возбуждение, которое до этого тщательно сдерживалось. Первая стычка с эскадрой Хейхатиро Того происходила на серьезных дистанциях, японцы вообще открыли огонь с семидесяти пяти кабельтовых, потом сближались до пятидесяти, ведя огонь в основном главным калибром, и лишь когда дистанция сократилась до тридцати пяти кабельтовых (ближе не сходились), уже полностью задействовали все свои шестидюймовые пушки. Стреляли часто, вот только добились всего едва полусотни попаданий снарядами всех калибров, причинив русским кораблям незначительные повреждения, не повлиявшие на боеспособность, как выяснилось по спешно сделанным докладам.

Русские корабли отвечали намного реже, берегли снаряды — все прекрасно знали, что восполнения убыли не будет, а потому берегли боекомплект для схватки на более близких дистанциях, хотя бы с сорока кабельтовых, но лучше с тридцати. Благодаря преимуществу в скорости хода именно японцы диктовали свои условия, но сейчас все моряки на флагманском «Цесаревиче» нутром чувствовали, что теперь противник начнет подходить к кораблям русской эскадры как можно ближе.

Однако прежнего страха, пусть опасений, уже не было — нижние чины повеселели, да и господа офицеры взбодрились. Полуденная схватка прогнала боязнь, моряки втянулись в бой, испытав давно забытые чувства — чтобы вот так лицом к лицу сойтись, то сейчас произошло во второй раз, если не считать той злосчастной первой ночи войны, когда «Цесаревич» и «Ретвизан» были торпедированы вражескими миноносцами, а утром в море появился весь неприятельский флот. Тогда бой пошел прямо на внешнем рейде — и ведь выстояли, несмотря на то, что оказались под жестоким обстрелом. А тут совсем не страшно — шестеро на шестеро, силы равные. Да, у японцев множество крейсеров, они обкладывают эскадру со всех сторон, но исход сражения определяют не они, а броненосцы.

— Должны выстоять, повреждения пока несерьезные, — тихонько пробормотал Матусевич, стараясь, чтобы его никто не услышал. Ведь именно он один на совещании флагманов и командиров рьяно ратовал на прорыве во Владивосток, все остальные не верили в успех этого предприятия, совершенно позабыв про заветы погибшего Степана Осиповича Макарова…

Глава 2

— Японцы теперь имеют перевес в один вымпел — «Якумо» встал в линию. Господа, теперь бой пойдет на близких дистанциях, а не так как давеча — на отдалении. Неприятель настроен весьма решительно, и не намерен нас пропускать во Владивосток!