В одном шаге
Шрифт:
Мысль была настолькочужая, что адмирал непроизвольно сглотнул, но тут окончательно пришел в себя, когда его чьи-то руки рывком подняли с покачивающегося и дрожащего под спиной настила. Он увидел флагманского артиллерийского офицера лейтенанта Кетлинского, и двух матросов, которые его подняли и поставили на сгибающиеся в коленках ноги, поддерживая под локти и ощупывая изодранный в лохмотья китель.
— Не надо вести… в лазарет… Вроде я уцелел — отведите в рубку, мне нужно командовать эскадрой… Бой продолжается…
Его услышали, рывком поволокли, и спустя минуту адмирал оказался в боевой рубке, за толстенной десятидюймовой броней. Машинально посмотрел на широкие амбразуры, заделанные в Порт-Артуре всяким хламом, а потому их вынесет при прямом попадании, которое вскоре последует. И тогда всем собравшимся здесь наступит полнаяхана, хотя выживут многие, но самому броненосцу перебьет цепи штурвала, «Цесаревич» с повернутым рулем выкатится
«А нужно такое» — задав самому себе этот вопрос, Матусевич непроизвольно вздрогнул, и, посмотрев на командира броненосца, капитана 1-го ранга Иванова (каковых на русском флоте во все времена хватало), негромко произнес, отдавая свой первый приказ:
— Николай Михайлович — курс на румб левее, нужно разорвать дистанцию, у японцев ведь погреба не бездонные. И необходимо совершить перестроение, а для этого нужна оперативная пауза…
Осекся — последние два слова вырвались непроизвольно, они были ему не свойственны — видимо, контузию все же получил. В голове кавардак, мешанина из мыслей и понять где свои из них, а где чужие пока невозможно, все наслаивалось друг на друга. Неожиданно в голову пришло озарение, другого он просто не мог представить — и Матусевич коротко попросил, чувствуя, что броненосец плавно начинает отворачивать от неприятельской колонны, увеличивая дистанцию:
— Принесите мне новый китель, а то, как нищий в рубище стою, словно на паперти подаяние прося.
Шутка вышла немного натянутой, но стоявшие в рубке офицеры улыбнулись — все поняли, что обычно жизнерадостный и деятельный адмирал пришел в себя. И тут по броне жахнул разрыв — ощущение такое, будто находясь внутри колокола, попали под удар била — звон пошел такой, что оглохли. А вот Матусевичу поплохело разом — теперь он понял, что случилось то, что должно было произойти, и команду он отдал вовремя, на минуту раньше, и ее уже приняли к исполнению. Дистанция оказалась разорванной на десятки метров от «прежней», и руль уже выпрямили и двенадцатидюймовый снаряд попал не под амбразуры, а в основание броневой «коробки». Но и этого хватило, чтобы импровизированная защита частично «осыпалась» от мощного сотрясения взрыва. Но жар от шимозы только «облизал» стенки, и ядовитые газы от горения не проникли вовнутрь. И теперь Николай Александрович полностью уверился в том, что все произошедшее с ним пойдет во благо, а потому изрядно взбодрился, повеселел, и сделал то, что давно хотел. Извлек из кармана брюк серебряный портсигар, достал папиросу, вот только пальцы сами непроизвольно смяли картонный мундштук совсем не так, как он это делал в обыденности. Искренне удивился, но решил не обращать внимания — кто-то из офицеров поднес зажженную спичку, и адмирал закурил, дорвавшись наконец до табака и реализуя только ему данную привилегию, традиции на русском флоте соблюдали свято, со времен Петра Великого. И тут принесли из каюты свежий китель с рубашкой, но сразу надевать не стали — на предплечье оказалась рана от маленького осколка, вернее глубокая кровоточащая царапина, а еще одна на руке. Пришедший фельдшер перевязал, обтерев кожу от крови мокрым тампоном, от которого исходил явственный запах спирта. Затем на подбородок, лоб и щеку наложили пахучую мазь от ожогов, пахло от нее противно, но табачный дым «аромат» заглушал.
Наскоро перебинтовав адмирала, особенно обмотав голову, в результате чего зрелище стало не для слабонервных, на него надели белоснежную рубашку, потом китель, перетянули поясом с кортиком — «золотое оружие» никогда в бою не снимается. Подвесив руку на перевязь, Матусевич почувствовал себя карикатурной персоной, но все мысли сейчас были заняты войной, и он повернулся к флаг-арту Кетлинскому:
— Казимир Филиппович, вы предлагали вести наступление на противника строем фронта, но сейчас нам нужно разорвать дистанцию, потому будем отступать. Так что Хейхатиро Того придется или стрелять по нам с дальней дистанции, что можно перетерпеть, либо совершить маневр обхода, на что ему потребуется не меньше часа — этого времени нам вполне хватит. Так что поднять сигналы к повороту, надеюсь, командиры броненосцев не оплошают. Потом совершим прорыв — хотя время для него потеряно, я имею в виду для броненосцев, что сильно уступают вражеским кораблям в скорости. Да, на «Пересвете» сбиты стеньги — князю следует перебраться со штабом на «Победу» — этот корабль почти не понес ущерба, как мне кажется.
— Так точно, ваше превосходительство — в броненосец было только несколько попаданий шестидюймовыми снарядами, — ответил кто-то из офицеров, в то время как другие недоумевали отданным приказом. Все прекрасно знали, что Матусевич был ярым сторонником прорыва, а тут стал противником, по крайней мере, упомянув про «тихоходные» броненосцы, а таких было не меньше половины. А то и больше, если приплюсовать «Цесаревич», на котором в одной из труб зияла огромная пробоина от разрыва и качалась фок-мачта — стоит увеличить ход и она просто
— Как бы от них избавится половчее, и чтобы ничего толком не поняли, — пробормотал себе под нос Николай Александрович, стараясь чтобы его никто не услышал. Пришедшую в голову мысль он посчитал поначалу сумасшедшей, но сейчас, после короткого обдумывания, счел ее правильной. Оставалось только так «поставить блюдо», чтобы все те, для кого оно предназначено, «съели», не заподозрив подвоха.
— Перед рассветом первого августа в Цусимском проливе на траверзе острова Ульсан эскадру будут поджидать владивостокские крейсера. Но это чревато для них боем с эскадрой Камимуры, у которого четыре более сильных корабля, от которых «Рюрик» просто не сможет уйти и неизбежно будет потоплен. Но мы не сможем дойти туда со всеми броненосцами, теперь это стало очевидно — нужна скорость, а ее нет. Надо найти нетривиальное решение, господа, при котором уже сам Камимура окажется в опасности, а мы увлечем за собой японские броненосцы к Порт-Артуру. На мой взгляд, следует отправить в прорыв только броненосцы князя Ухтомского и крейсера Рейценштейна, я имею в виду «Диану» и «Палладу». «Аскольд» с «Новиком» останутся при эскадре, пока не будет отремонтирован «Баян». Да и не следует оставлять крепость без броненосцев — мы отвлечем на себя главные силы адмирала Того, в то время значительно усилившийся отряд во Владивостоке станет представлять для противника реальную опасность. Учтите — наши «иноки» вполне могут взаимодействовать с «рюриковичами». Ведь так?
Слова адмирала прозвучали настолько неожиданно, что офицеры штаба и броненосца, включая командира, чуть ли не застыли, некоторые из них даже быстро переглянулись между собой…
Японские броненосцы Объединенного Флота под командованием вице-адмирала Хейхатиро Того в бою 10 августа 1904 года (28 июля по русскому стилю) в Желтом море, концевым следует «Сикисима»…
Глава 6
— Оба наших броненосца с броненосными крейсерами будут представлять внушительную силу, ваше превосходительство, — первым отозвался командир «Цесаревича», явно успев оценить перспективы. — И спокойно могут прорваться через Цусимский пролив ночью, утром встретившись с нашими крейсерами из Владивостока. Впятером они изобьют отряд Камимуры, а обе богини' займутся малыми крейсерами Уриу. И ход у четырех наших кораблей практически соотносится — во Владивостокской эскадре не будет явных «тихоходов», а потому вот эти вражеские броненосцы, если они появятся, догнать корабли вице-адмирала Скрыдлова будут не в состоянии. Особенно в свежую погоду — тогда японцы значительно потеряют в скорости, их корабли недостаточно мореходные, с низким бортом.
По мере того как каперанг Иванов говорил, он приходил в возбужденное состояние, даже глаза заблестели. Тогда все не зря, и попытка прорыва и продолжающийся бой с вражеской эскадрой. Главное оттянуть на себя главные силы Объединенного Флота, чтобы обеспечить прорыв четырех кораблей, которые серьезно усилят Владивостокский отряд крейсеров, превратив тот в полноценную эскадру, способную, если не справится, то сражаться на равных со всеми шестью крейсерами Камимуры. А при волнении на море получат заметное преимущество — все пять кораблей линии имеют высокий борт с отличной мореходностью, как и пара больших бронепалубных крейсеров, что сейчас идут за «Аскольдом».
— Вы правы, Николай Михайлович — преимущество в Японском море у нас будет изрядное с подходом этих порт-артурских кораблей. Господа, мы не раз с покойным Вильгельмом Карловичем предварительно рассматривали подобный вариант развития событий, ведь в сражении все возможно, и этот момент настал — нам надлежит действовать без промедления.
Матусевич «заслонился» Витгефтом как «щитом», ведь сейчас это его решение не должно было выглядеть экспромтом. Приняв его, надлежало действовать, и как можно быстрее — более удобного момента для решения всех задач не подходило. И он на откидном столике принялся строчить карандашом на листах приказы, абсолютно идентичные, с небольшими изменениями — контр-адмиралам Ухтомскому и Рейценштейну, причем второй делался лицом подчиненным. Но если первый сочтет задачу прорыва невыполнимой, то в руководство отрядом немедленно вступит второй адмирал. Задумавшись на минуту, дописал, что с приказами должны быть ознакомлены командир и старший офицер флагманских кораблей — чужие мысли буквально захлестнули мозг, ядовито сообщая, что как раз адмиралы и бежали с поля боя, предпочтя прорыву во Владивосток интернирование в нейтральных портах. Причем одним из таких беглецов должен был стать он сам, хотя будучи серьезно раненым при недавнем взрыве. И это обстоятельство, в которое поневоле пришлось поверить, взбесило Николая Александровича больше всего, и он сильно нажимая карандашом, сделал несколько важных, но недопустимых с точки зрения этики, приписок. Тяжело вздохнув, набросал убористый текст еще на одном листке, протянул все три Кетлинскому. Единственный оставшийся в строю флаг-офицер их быстро подписал, визируя — так что стал временно выполнять обязанности начальника штаба флота.