В огне аргентинского танго
Шрифт:
Жизнь, разумеется, не остановилась, но он чувствовал, что сегодня держал в руках нечто настоящее – свою страсть, любовь и счастье и что отказался от этого! Свою возможную истинную жизнь…
А к концу вечера Глеб понял, что все это мираж.
Очень красивый, но мираж! У него Алиса, трудная работа во Владивостоке и жена, которую он не любит. Но это его жизнь, реальная, настоящая жизнь. А Лиза… Это был всего лишь танец, в котором сошлись идеально подходящие именно для него партнеры, и прожили его, как высочайшее произведение искусства, пропустив через себя душевное потрясение
Танец закончился, а жизнь продолжается.
Но бесконечный странный день так просто не сдавался и заканчиваться мирной грустью не собирался. Как только они с женой вошли в гостиничный номер, где остановились и куда шофер уже отвез их вещи, Ольга, пройдя вперед, развернулась к нему и заорала:
– Ты сволочь, Протасов! Грязный урод!
– Сбрендила? – довольно спокойно спросил он, отодвинул разъяренную жену в сторону, прошел в номер и плюхнулся устало на диван.
– Это не я сбрендила, это ты ведешь себя, как извращенец! Как ты посмел так унижать меня! – с искаженным, ставшим некрасивым от гнева лицом орала она, встав напротив него.
– Это чем же? – усталым негромким голосом спросил он.
– Чем? – почти визжала Ольга. – Да вы с этой девкой практически совокуплялись! Вы не танцевали, а трахались на глазах у всех! И все это видели и поняли!
– Перестань орать, – пока еще мягко, но с предупреждающим нажимом приказал Протасов.
– У вас с ней что-то было уже?
– Что ты несешь, Оля? – он потер устало пальцами веки, надавив на глаза. – Когда мы виделись последний раз, Лизе было двенадцать лет.
– Значит, ты точно извращенец! Ты ее хотел все эти годы! Тебя на маленьких девочек тянет?
Протасов резко вскочил с дивана, шагнул к ней и страшным от силы, но тихим голосом предупредил:
– Если ты произнесешь, намекнешь или хотя бы подумаешь нечто подобное еще раз, я не просто разведусь с тобой, ты вернешься в родительскую хрущевку с такой репутацией, что максимум, куда сможешь устроиться, это продавщицей в овощной ларек!
– А твоя дочь будет голодать вместе со мной? – саркастически усмехнулась она.
– Ты всерьез полагаешь, что Алиса останется с тобой? И что ты сможешь что-то сделать, чтобы забрать ее у меня? – очень спокойно, но до ужаса страшным от этого спокойствия голосом спросил он, подвинувшись еще ближе и нависая над ней.
Если бы Протасов мог увидеть в этот момент выражение своего лица, себя со стороны и услышать, что и как он говорит, то испугался бы сам. Никогда Ольга не видела его таким. И никогда до этого момента полностью, до конца не понимала и не осознавала его истиной силы как физической и духовной, так и волевой, его подлинного авторитета в городе и его возможностей.
И она испугалась. По-настоящему испугалась.
Всю ночь он не спал, стоял у окна, смотрел на огни проезжающих по дороге машин, проживал заново еще и еще раз их танго и прощался с Лизой. Может, когда-нибудь, когда Алиса подрастет и сможет его понять… Может… Мираж…
Жизнь не закончилась и катилась дальше, перемалывая в своих жерновах и не такие еще
Ольга старалась сделать все, чтобы ни одна пылинка не напоминала в их семье тот день рождения, тот злополучный танец и последовавший скандал. Жизнь вернулась в привычное русло, но вскоре случились большие перемены, о которых его жена так мечтала.
Москва! Позвала к себе, наконец, столица!
После пяти лет работы и жизни на этом заводе Протасова вызвали в министерство и предложили сдать дела новому назначенному главному инженеру.
– А тебя, Глебушка, ждут иные заботы и другое назначение, – загадочно ласково пообещал Иван Константинович, – только подучиться малость придется.
– Учиться всегда готов, – задумчиво протянул Глеб и спросил прямо: – Дядь Вань, я что, кадровую интригу пропустил, провинился где или не оправдал?
– Да что ты, Глеб?! – искренне возмутился дядька. – Ты сам прекрасно знаешь, что справился и оправдал, и сделал очень многое. Ты талантливый, грамотный и уже, можно сказать, матерый инженер и показал себя толковым, прекрасным руководителем. Вот поэтому тебя и переводят. Слышал что-нибудь о новом, построенном уже заводе? – и он назвал известный всей стране государственный проект.
– Не пугай, – попросил Протасов.
– Вот-вот, – принялся объяснять дядька. – Пойдешь заместителем главного инженера. Понимаю, что это кажется понижением в карьере, но это только кажется. Главный инженер по профилю своему назначен и работает, а тебе придется подучиться в срочном порядке электронике и специализации. Вот поэтому пока учеба, будешь замом, да и человек этот готов тебе во всем помогать и многому обучить. Одно плохо, он ученый, а не производственник, поэтому большая часть тяжести на твои плечи ляжет.
Первый год на новой должности оказался для Протасова тяжеленным до одури во всех отношениях! Новый завод расположился в Подмосковье, да не в ближнем. Совмещать учебу в Москве по выходным и пятидневную работу на заводе с бесконечными поездками туда-обратно, пробками и накапливающейся беспросветной усталостью оказалось настолько непросто, что порой Глебу казалось, что он проживает год за десять, может банально не выдержать таких нагрузок и «пупок» надорвать.
К тому же и дома его не ждал отдых и законное расслабление.
Поселились они с родителями Глеба. Ему казалось, что это самый правильный вариант на первое время – квартира большая, просторная, у него с Ольгой отдельная комната, у Алиски своя отдельная детская, его дома практически не бывает, родители с внучкой помогут во всем. Но оказалось, что извечную историю про двух хозяек на одной кухне никто не отменял, к тому же у Ольги исчезла возможность нанять прислугу – свекровь была категорически против, чтобы в ее доме постоянно хозяйничал какой-то посторонний человек, к ним и так приходила раз в две недели домработница, вполне достаточно. Мать Глеба откровенно недоумевала, зачем двум здоровым женщинам, одна из которых не работает, нужны помощники по хозяйству каждый день. Она же привыкла всю жизнь справляться с домашними делами сама.