В огне страсти
Шрифт:
— Ну что за чепуха, — отозвалась Софи. — Мэри прехорошенькая и очень забавная. Они прекрасно повеселятся вдвоем. — Ей казалось, будто кто-то поворачивает нож в свежей ране ее сердца.
Том покачал головой:
— Она не в его вкусе.
— А кто в его вкусе? — решила воспользоваться случаем Софи. Она не смотрела на Тома, и он не ответил на ее вопрос. Вместо этого он спросил:
— Где же твой мифический каталог?
Софи подошла к подоконнику, на котором заранее оставила его, и протянула Тому, потом вышла за ингалятором. На обратном пути она заглянула в кабинет анестезии.
— Еще десять минут, — сказал он Софи, улыбнувшись.
Она кивнула:
— Конечно, конечно, доктор Уолтерз, — и исчезла.
В распоряжении Мэри было десять минут — более чем достаточно для того, чтобы испробовать на голландце свои методы. Софи направилась в свой кабинет, поймав себя на мысли, что все-таки это странно, но она вполне могла представить себе Мэри, проводящую вечер с Максом, а она сама при этом оставалась как бы ни при чем. Оцепенев при мысли, что с ней будет потом, когда у нее найдется время сесть и все хорошенько обдумать.
Они оба посмотрели на Софи, как только она вошла в кабинет: Мэри взглянула с выражением, полным благодарности за устроенное рандеву, Макс — совершенно безучастно; опять она видела эти холодные голубые глаза. Софи передала подруге ингалятор, Мэри оживленно поблагодарила ее. Едва обе они вышли из кабинета и закрыли за собой дверь, как Мэри стала сокрушаться.
— Ты знаешь, о чем мы говорили? — повернула она к Софи свое смущенное лицо. — О первичном наложении швов. Он... он просто разглагольствовал на эту тему. Он не дал мне и слова вымолвить и ни разу даже не посмотрел в мою сторону, только однажды бросил холодный взгляд, и то чтобы убедиться, что я слушаю. С ним бы я потеряла вечер, — раздраженно закончила она.
Софи выразила ей свое сочувствие по поводу того, что все получилось именно так, а не иначе, и направилась обратно в предоперационную. По пути завернула к себе в кабинет, задержалась у двери, затем открыла ее. Ван Остервельд сидел к ней спиной и, не поворачиваясь, сказал спокойным тоном:
— Войдите и закройте дверь.
Софи сделала, как он попросил, и нежно посмотрела на его широкую спину — похоже, он был раздражен. Она взглянула на часы — возможно, сейчас он будет выговаривать ей за затянувшийся перерыв.
Он резко повернулся к ней, и лицо Софи приняло свое обычное спокойное выражение. Его пристальный взгляд смущал Софи.
— Ваша подруга — очень красивая женщина, — произнес он.
Софи согласно кивнула:
— Да! Более того, она — самая красивая девушка в нашей больнице. Мы отлично ладим, — прибавила она просто так, чтобы он знал.
— Я прочел ей лекцию о том, как надо накладывать первичные швы.
Софи озадаченно посмотрела на него.
— Мэри рассказала мне. — Она сделала паузу. — Разве она не понравилась вам?
Его глаза вспыхнули — но яростью или весельем, понять было невозможно.
— Моя дорогая девочка, я очень тронут; но, видите ли, я не совсем свободен. Вас устраивает это слово?
Софи почувствовала, как у нее защемило в груди и налились свинцом ноги. Интуиция подсказывала ей, что это не так; но тем не менее сообщение было не из приятных. Она вздохнула и сказала твердо:
— Свободен — не совсем подходящее для этого слово, но я прекрасно понимаю, что вы имеете в виду.
Он живо взглянул на нее, произнося:
— Интересно, как вы об этом узнали... — Остервельд прервал разговор, когда увидел в дверях Тома. — А вот и вы, сэр, — бодро сказал он.
Софи воспользовалась моментом и незаметно прошмыгнула в предоперационную. Что Макс хотел сказать ей? Поразмыслив над этим секунд двадцать, она наконец заставила себя сосредоточиться на работе, как и подобало хорошей медсестре.
Она была счастлива, что день выдался напряженным и щедрым на операции, так как у них совершенно не оставалось времени на разговоры, разве только на деловые. После пяти вся работа в операционной была закончена, и четыре хирурга, как всегда, попрощались с Софи и разошлись. Примерно через час Софи тоже пошла домой, но сегодня ее на лестнице никто не ждал.
Следующий день тоже оказался тяжелым; а ей, как назло, не удалось хорошенько выспаться накануне — да, она не спала почти всю ночь, одолеваемая самыми разными мыслями. И даже сейчас, на работе, они продолжали крутиться в ее обычно такой разумной головке. День показался ей бесконечным и очень скучным без Макса. Дома ее ждали миссис Гринслейд и ее подробный восторженный отчет о ленче с голландцем, который Софи пришлось выслушать не один раз. Бенджамин и Пенни готовили уроки, а Софи, поджав ноги, сидела в просторном кресле возле камина; у ног ее возлежал Клякса, на коленях развалился Титус. Она была спокойна, безмятежна и очень несчастна. Миссис Гринслейд перешла к красочному описанию суфле «Роштильд», которым ее потчевали и от которого она была просто без ума.
— С тобой все в порядке, дорогая? Ты устала или, может быть, еще что-нибудь стряслось? — поинтересовалась бабушка, обеспокоенная видом Софи. Не дожидаясь ответа, она продолжала: — Я чуть не забыла тебе сказать, что звонил дядя Джайлз. Он спросил, как мы поживаем. Говорит, что ему уже лучше. И еще он хотел знать, присматриваешь ли ты за Максом. — Бабушка замолчала и изучающе посмотрела на внучку, которая на все это реагировала довольно спокойно.
— Бабушка, Макс в состоянии сам о себе позаботиться, а до меня ему решительно нет никакого дела, так что давай не будем делать вид, что это не так. — Предвосхищая вопросы, которыми теперь грозилась разразиться бабушка, она вкратце пересказала ей эпизод о неудавшейся попытке Мэри его соблазнить и о том, как он аргументировал свое нежелание встречаться с ней.
Миссис Гринслейд тихо засмеялась и сказала, что Мэри зря теряла время.
— Я полагаю, Макс не из тех мужчин, которые предпочитают столь простых и доступных женщин, — сухо проговорила она. — Думаю, что он не испытывает недостатка в обществе, когда предпочитает проводить вечер в городе, а не где-нибудь еще.
Софи пошевелилась, и Титус, дабы не упасть, вытянул лапу, основательнее угнездившись таким образом на коленях хозяйки.
— Расскажи-ка поподробнее, что еще в «Уилтонзе» привлекло твое внимание, — попросила Софи, не испытывая ни малейшего желания обсуждать далее Макса и его вечерние выезды.