В огне торпедных атак

Черцов Андрей Ефимович

Я еще раз окинул взглядом палубу, убеждаясь, что все на месте. И вдруг увидел, что люк носового отсека прикрыт неплотно и через щель пробивается свет.

– Боцман!
– закричал я.
– Кто катер к походу готовил?

– А что?
– удивился Панин.

– Люки во время боя будем задраивать? Почему в носовом отсеке свет?

– Товарищ командир, не может быть... Я же сам свет вырубил и сам люк задраил.

Подойдя к отсеку, боцман лег на палубу и приник к щели. Открыть люк он не мог - тогда бы демаскировал и катер.

"Может, замыкание и горит проводка?" - недоумевал он и вдруг

в ярости закричал:

– Сейчас же выключи свет и вылезай!

"Что там приключилось?" - подумал я. Полоска света исчезла, послышалась возня - и вот передо мной появился Панин, держа за шиворот... Вальку. Да, да, Вальку! Я не поверил своим глазам.

– Как ты сюда попал?

– Я же его сам на берег свел и на базе оставил.

А он, чертенок, значит, удрал, - возмутился боцман.

"Что же делать?
– лихорадочно искал я выхода из создавшегося положения. Катер назад не вернешь... Эх, Валька, Валька, ты сам не знаешь, что натворил. Ведь мы в бой идем. Да еще в какой бой! Может быть, никто назад не вернется".

– Товарищ командир, - со слезами говорил Валька, - не ругайте боцмана. Я сам потихоньку спрятался в таранном, когда вы все сидели в машинном отсеке. Не высаживайте меня, товарищ командир, я хочу отомстить за папу и маму.

Эти слова тронули нас, да и ошибку не исправишь - проглядели. Ведь не будешь же выходить из строя и идти к берегу, чтобы высадить мальчонку.

Я вздохнул и сказал:

– Ладно, иди в машинное отделение. Да скажи Шаманскому, чтобы поднялся ко мне.

– Есть, - лихо откозырял Валька и со всех ног кинулся выполнять приказание.

Когда пришел командир отделения мотористов, я приказал ему беречь Вальку всеми силами и спрятать от осколков и пуль между моторами.

– Не беспокойтесь, Андрей Ефимович, сделаем как надо.

Так Валька стал участником битвы за Новороссийск.

...Было уже за полночь. Впереди едва различим Новороссийск. В небе изредка проносятся светящиеся трассы. Время от времени стреляют крупнокалиберные пулеметы, ухают пушки. А из-за перевала доносится гул артиллерийской канонады. Там войска Закавказского фронта перемалывают отступающего врага. Фашисты, окопавшиеся в Новороссийске, даже не подозревают, какие силы входят сейчас под покровом ночи в Цемесскую бухту.

Торпедные катера, пользуясь преимуществом в скорости, первыми пришли в исходные точки. Вот они расположились стайками каждая на своей позиции.

Справа, при входе в порт, против корня восточного мола, стала группа капитана 3 ранга Довгай, против корня западного мола - группа капитана 3 ранга Местникова, а левее его, вдоль берега, охватывая полукольцом мыс Любви, расположились катера капитана 3 ранга Дьяченко. В кильватер за ними расположился отряд, предназначенный для торпедирования причалов и прорыва во внутрь порта.

Нам было известно, что противник, боясь высадки десанта, заминировал в Новороссийске всю набережную, все причалы, заложив в них тонны взрывчатки и мин. Их надо было взорвать.

Так как в порт следовало ворваться одновременно большой группе кораблей с десантом, а входные ворота были не широки, то торпедным катерам ставилась и такая задача: пробить торпедами в молах дополнительные проходы для мелкосидящих кораблей и одновременно уничтожить сосредоточенные на молах

огневые точки.

Время приближалось к двум часам ночи - началу общего наступления наших войск на Новороссийск. Сотни командиров частей и подразделений, участвовавших в операции, кто на исходном рубеже на суше, кто на мостике корабля, кто за штурвалом самолета напряженно следили за движением минутной стрелки.

И вот настало это мгновение. Земля, море и воздух вздрогнули от могучего удара, словно в один и тот же миг обрушились горы, поднялся смерч, а в небе разразилась гроза. Порт и город превратились в гигантский костер. Огромными факелами вспыхнули нефтебаки на нефтяной пристани. Левее их запылало здание электростанции, десятками огненных глаз осветились -от внутреннего пожара окна здания морского клуба...

Казалось, горит все - даже земля.

А над всем этим огромным полыхающим багровым пламенем пожарищем ослепительными люстрами повисли сброшенные с самолетов осветительные бомбы. Но через несколько минут весь город, порт и всю Цемесскую бухту начало заволакивать дымом и пылью. В наступившем мраке, покрывая гул боя, раздался взрыв неимоверной силы. Это почти одновременно взорвалось до полусотни торпед, выпущенных катерами.

Рванулся в атаку и наш стремительный корабль. Перед нами стояла задача: очистить проход в порт.

– Оба мотора вперед!
– приказал я.
– Правый аппарат, товсь.

Вот и бонно-сетевое заграждение.

– Пли!

Торпеда ушла в воду. Секунды - и огромный столб воды поднялся к небу, разметав в стороны металлические шары, на которых было подвешено заграждение. На молах уже высадились десантники лейтенанта Крылова. С помощью рейдовых катеров они развели в стороны остатки заградительных сетей. Спустя две - три минуты на молах вспыхнули красные и зеленые огни, замигал сигнальный фонарь, сообщая десантным кораблям, что путь свободен. А наши торпедные катера уже были в порту и громили противника.

Опомнившись от внезапного удара, фашисты открыли огонь из орудий и минометов.

Даже мне, участнику штурма, трудно передать, что творилось в порту. Вокруг все грохотало, свистели пули, осколки. От прямых попаданий торпед взлетали на воздух причалы, близлежащие к воде огневые точки врага.

Наш катер, израсходовав торпеды, повернул назад. Вдруг над нами повисла осветительная бомба, выхватив из темноты стоящий невдалеке подбитый мотобарказ с десантниками. Бойцы, стараясь придать ему ход, гребли кто чем мог: прикладами автоматов, досками от банок, а то и просто руками. Но безуспешно барказ медленно сносило назад, в море.

Первая мысль - подойти и отбуксировать к месту высадки. Но тут раздался пронзительный свист и впереди нас встали четыре столба воды. Когда они опали, барказа уже не было.

Захватив по пути катер Куракина, у которого был разбит мотор, мы пошли к Кабардинке. Спало напряжение боя, сразу же почувствовалась усталость. Казалось, что мы находились под огнем много часов, а всего были там несколько минут.

Меня охватила радость. Шутка ли! Побывать в таком огненном аду и не получить не только ни одной пробоины, но и не потерять никого из членов экипажа. Это было просто невероятно! Но в то же время нарастала тревога за товарищей, все еще находившихся в бою. Как они там?