В огне торпедных атак
Шрифт:
Навстречу нам уже спешили Семен Ковтун и Коста Кочиев. Описав на полном ходу циркуляцию за кормой нашего "ТК-93", их катера прикрыли нас двухъярусной дымзавесой от берега, с которого фашисты опять открыли огонь.
Идя параллельными курсами, мои боевые друзья запрашивали семафорами, что у нас случилось и нужна ли нам помощь. Но Валька не знал семафорной азбуки. Поворачиваясь то в одну, то в другую сторону, он кричал им:
– Командир ранен!
– Боцман ранен!
– Механик ранен!
Но разве слабый Валькин голос можно было услышать за шумом моторов?
– Где командир?
– Ранен, ранен!
– закричал Валька, тыча себя пальцем в грудь и показывая вниз, на дно рубки.
Наверх выбежал Полич, чтобы посмотреть, что делает Валька. Кочиев просемафорил приказ:
– Застопорить моторы! Примите на борт людей.
Сорвав с головы бескозырку, Полич засемафорил в ответ:
– Застопорить не. можем, вода зальет моторы. Дотянем до берега сами. Полич снова опустился в отсек. Долго на палубе он оставаться не мог, надо было помогать мотористам, которые из последних сил откачивали воду.
Я очнулся от боли. Это отчаявшийся Валька тряс меня за плечо и плача кричал почти в самое ухо:
– Товарищ командир, товарищ командир!
С трудом приподнявшись, я выглянул в иллюминатор в увидел, как два катера шли бок о бок с нашей "девяткой", словно готовясь в любой момент подхватить ее с двух сторон и поддержать, ежели она станет тонуть.
А волны уже захлестывали палубу, катер все глубже и глубже зарывался в воду.
По левому борту проплывал обрывистый мыс Дооб.
Кочиев знаками показывал Вальке, чтобы он направил катер к нему и выбросился на берег. Валька, хоть и понимал его, но не мог решиться на это без моего приказа.
Медлить было нельзя.
Он испуганно посмотрел на меня, но послушно завертел штурвал. Катер выскочил на прибрежные камни.
Вскоре к нам подошел мотобот и переправил раненых на катер, доставивший нас в Геленджик.
На причале возвращавшихся встречал командир бригады Андрей Михайлович Филиппов. Тут же стояли санитарные машины.
Краснофлотцы вынесли меня на руках с катера и передали санитарам. Подошел Семен Ковтун.
– Куда ранило, Андрюша?
– спросил он.
– В живот, навылет.
– Ну, ничего, поправишься, - сказал он, стараясь говорить как можно бодрее. Но видно было, что он опечалился: ранение в живот многие считали смертельным.
– Возьми у меня в кармане кителя комсомольский билет, - попросил я, передай на хранение в политотдел.
Мы расцеловались. Это была наша последняя встреча. Вопреки всему, я выжил, а мой друг Сеня Ковтун погиб вместе со своим катером в следующую ночь.
В госпитале, куда меня доставили, был такой же фронт, как и в Новороссийске. Только тут врачи, операционные сестры и санитары "сражались" за жизнь каждого раненого. Меня оперировал молодой хирург. К сожалению, не знаю его фамилии, но буду помнить его всю жизнь.
После операции меня навестил командир бригады. Вместе с ним пришел Валька. Он рассказал, что прибывший с базы аварийно-спасательный катер заделал пробоины на нашей "девятке", откачал воду и снял
Валька уехал учиться в Тбилисское нахимовское училище. За участие в Новороссийской операции он, как и многие члены нашего экипажа, был награжден орденом.
Победа в Крыму
Спустя шесть месяцев я выписался из госпиталя и вернулся на свою "девятку". Экипаж радостно встретил меня. Правда, не было Вальки, не было и главного старшины Ченчика, уехавшего в Тбилисское нахимовское училище воспитателем. Вместо него механиком катера был назначен Зайцев. По инвалидности списали с флота Сашу Петрунина. Но остальные, залечив свои раны, вернулись на катер.
Ранним утром мы вышли из ремонтной базы и направились в Геленджик, куда перебазировалось наше подразделение. Переход был тяжелым - вдоль почти всего Кавказского побережья. Для такого маленького корабля, как наша "девятка", путь немалый. Да к тому же в районе Туапсе нас захватил сильный шторм.
В Геленджике нас ждало разочарование: мы не застали здесь катеров нашего подразделения - они были уже в Анапе, - и нам снова предстоял длительный путь.
Мы работали допоздна, приводя катер в порядок после шторма. Все были в приподнятом настроении: скоро присоединимся к своим и пойдем в бой.
Едва забрезжил рассвет, как мы уже были на ногах: не терпелось быстрее выйти в море. На пирсе собрался личный состав базы.
– Счастливого пути!
– Бейте крепче фашистов!
– напутствовали нас.
Взошло солнце. Мы покинули Геленджикскую бухту. Вскоре показался Мысхако. Легендарная Малая земля! Еще совсем недавно здесь бушевало пламя войны, и как память о боях лежали здесь груды позеленевших гильз, виднелись остовы искореженных фашистских "тигров" и "пантер". А колхозники уже трудились на виноградниках. Правда, только женщины, старики, дети. Но они старательно расчищали плантации, подвязывали и подрезали лозы, окапывали их, чтобы уже в этом году получить урожай.
Мы шли вдоль берега, где нам был знаком каждый мысок, каждая бухточка. Сколько раз здесь мы вступали в бой с вражескими катерами!
На минуту застопорили моторы, и весь экипаж выстроился на верхней палубе. С обнаженными головами, в скорбном молчании мы мысленно повторили клятву отомстить за погибших товарищей. Среди них были и мои друзья по училищу лейтенанты Иван Кубрак, Леонид Власов.
...На Анапском рейде катера нашего подразделения стояли с работающими моторами. С флагманского корабля нам передали семафором приказ встать концевыми в походном ордере. Катера направлялись в Ялту. Оттуда мы должны были начать боевые действия под Севастополем.