В огне желания
Шрифт:
– Это зависит от того, как ты отреагируешь на яд. – Брендон обвел злополучные мескитовые заросли неодобрительным взглядом. – Ты совершенно напрасно побежала, Присцилла. Это заставило твое сердце быстрее биться, ускорило кровообращение, а вместе с тем и всасывание яда. Дьявольщина! Ничего хуже ты и придумать не могла!
– Я не… не знала…
– Вот-вот, именно в этом и состоят два главных твоих недостатка. Ты никогда не думаешь, а к тому же не знаешь ничего о стране, где собираешься жить! У этого Эгана, должно быть, не все дома, если он нашел
Он усадил ее в тени дуба и отвернулся.
– Брендон!…
– Что еще?
– У меня кружится голова.
– Главное, не паникуй, – уже гораздо мягче бросил он. – Я сделаю тебе компресс из табачной жвачки. Потерпи, я сейчас вернусь.
– Брендон! Он обернулся.
– Если… если со мной что-нибудь случится… знай: я всей душой благодарна тебе за заботу.
– Ничего с тобой не случится, не говори глупостей. – Он нахмурился. – Уж я позабочусь об этом.
С этими словами Брендон направился к фургону. Погружаясь в дурноту, Присцилла наблюдала, как он роется в седельном мешке.
Привалившись к стволу, она размышляла о том, что его справедливые упреки больно задели ее. Но в словах Брендона не было злости, а слышалась лишь ответственность за нее. Как хорошо, когда ты небезразлична кому-то, когда о тебе заботятся и оберегают тебя…
Вернувшись, Брендон снова завернул юбки до самой талии Присциллы и наложил на ранку примочку из табачной жвачки, укрепив ее все той же длинной оборкой от юбки. Девушка смущенно следила за каждым его движением.
– Придется заночевать здесь. Да и вообще, пока опасность не минует, мы не тронемся в путь. Я помогу тебе раздеться.
– Раздеться?
– Температура уже поднимается, от этого головокружение и слабость. А позже у тебя начнется такой жар, что ты попросту сомлеешь в своем наглухо застегнутом платье.
Отодвинув ее от ствола, он начал расстегивать пуговицы, но Присцилла отстранилась.
– Нет, это невозможно! Что же, мне так и сидеть средь бела дня полуголой в обществе постороннего мужчины?
– Если не ошибаюсь, ты снова нацепила на себя приспособление, глупее которого нет ничего на свете. Я об этом чертовом корсете! Ты должна избавиться от него. К тому же я не посторонний.
Присцилла хотела возразить, но из-за дурноты не могла вымолвить ни слова. Лоб ее покрылся испариной, а во рту пересохло.
– Хорошо, – наконец пролепетала она, – будь по-вашему. Корсет и нижние юбки я сниму, но платье – ни за что.
Брендон коснулся ее лба, горячего и влажного.
– Ладно, – мрачно согласился он, прекрасно зная, что вскоре ей будет все равно, одета она или голая.
Он расстегнул пуговицы, в спешке оторвав несколько, и начал стягивать платье с поникших плеч.
– Нет-нет, – встрепенулась Присцилла, – только ослабьте корсет, а остальное я сделаю сама. – Не в силах поднять руки, она все же попросила: – Отвернитесь!
– Иисусе!
– Не произносите всуе… – Присцилла умолкла, и Брендон быстро повернулся.
Голова ее упала на грудь.
– Разрази гром всех леди на свете!
Однако вопреки своим раздраженным словам ой Брендон встревожено прислушался к неровному дыханию и еще раз осторожно коснулся мокрого лба. Присцилла была в полуобмороке, вызванном воздействием яда.
Поскольку жар быстро усиливался, Брендон понимал, что нужно не мешкая раздеть Присциллу. Он бережно стянул платье, нижнюю юбку, расшитую алыми цветами (вид которой, несмотря на всю серьезность положения, вызвал у него улыбку), и корсет со стальными пластинами – самое ужасающее из всех подобных приспособлений. И для чего так пытать себя изо дня в день? К тому же Присцилла не нуждалась в корсете.
Раздраженный, Брендон отшвырнул проклятое приспособление в кусты, решив раздеть свою подопечную донага. Однако, потянув завязку панталон, он вдруг заколебался. Насколько он понимал, эта девушка скорее умрет, чем предстанет перед ним обнаженной.
Проклиная ее никому не нужную стыдливость, Брендон тем не менее оставил на Присцилле панталоны и сорочку. Без лишних тряпок она выглядела восхитительно: стройная, округлая, с тонкой талией и маленькой упругой грудью.
Все это Брендон разглядел сквозь полупрозрачную ткань… но не укрылась от него и смертельная бледность Присциллы, а это было куда важнее всего остального.
Глава 6
Стюарт Эган легко соскочил с великолепного гнедого жеребца и приблизился к широколицему и широкоплечему индейцу племени кайова, который что-то разглядывал, присев на корточки.
– Ну, и что скажешь? – нетерпеливо спросил он, обводя взглядом широкий участок голой земли, истоптанный конскими копытами.
– Команчи, – не сразу ответил Порывистый Ветер. – Десяток… может, дюжина. Движутся к северу. Возвращаются домой.
Некогда это был великий воин, гордость своего племени, но «огненная вода» белых сокрушила его. Почти невменяемый от непрерывного пьянства, голодный и презираемый соплеменниками, он скитался до тех пор, пока не оказался у границ «Тройного Р».
– Начнем с того, что им не следовало покидать земель своего племени, – заметил Стюарт. – Раз уж они поставили закорючки под мирным договором… каким бы липовым тот ни был. И потом, они нарушили границы «Тройного Р», прекрасно зная, чем это для них кончится.
Порывистый Ветер поднялся, резким движением отбросив за спину длинные черные волосы.
– Это известно всем команчам, но не все они знакомы со страхом. Многие из них не прекращают борьбу за свои земли. Они скорее умрут, чем смирятся с властью бледнолицых.
Его глубоко посаженные жестокие глаза сверкнули – в глубине души он восхищался мужеством своих соплеменников, хотя и поклялся в вечной верности бледнолицему. Человек, стоявший рядом с ним, поддержал его тогда, когда все остальные отвергли. Стюарт Эган… спаситель, хозяин, полубог.