В огне
Шрифт:
На экране ноутбука Ларкин включил сотовый и двинулся к балкону. Кэйл резко оборвал мысли о Дженнер и сосредоточился на объекте. Наблюдая, он наклонился и напрягся, произнеся небольшую молитву. Если Ларкин выйдет наружу, вряд ли удастся уловить хотя бы слово. Ветер вкупе с расстоянием от микрофона значительно ухудшит прием.
К счастью, Ларкин не вышел за дверь, а остался стоять возле нее, нажимая на кнопки, потом поднял голову и посмотрел в темноту через стекло.
«Чего бы я не отдал за жучок в его телефоне, лишь бы иметь возможность слышать обоих собеседников», — подумал Кэйл. И не было возможности записать разговор другими способами, потому что сотовый Ларкина был закодирован, как и их собственные
– Я звоню по своему расписанию, не по вашему, – холодно сказал Ларкин в трубку. – И по моему графику вам пора произвести оплату.
Он быстро назвал, очевидно, заученную наизусть длинную последовательность цифр — вероятно, номер счета и код банка.
После этого ненадолго умолк. Кто же на другом конце линии? Просто деловой партнер или тот самый контактер, который они искали?
– Хило [5] , как договаривались, – почти прошептал Ларкин, словно не доверял шифрованию телефона и старался не разглашать детали. – Не спешите. Всему свое время.
5
Хило (англ. Hilo) — прибрежный город в штате Гавайи.
Он еще некоторое время слушал, потом закончил звонок, даже не попрощавшись. Означало ли это, что он считал себе главнее собеседника или тот отсоединился первым?
Ларкин выключил телефон и отложил в сторону. Снял галстук, пока шел к спальне, по пути гася свет. Его движение теперь отслеживала камера, которую установил в спальне Кэйл. Угол обзора от пола был направлен вверх.
Слава богу, объект не спал голым.
Кэйл наблюдал, как Ларкин, сильно хмурясь, потер виски, а затем выругался без всякой видимой причины. Нездоров? Расстроен? У человека, предающего свою страну, должна болеть голова. По мнению Кэйла, тот факт, что Ларкин был принявшим гражданство иммигрантом, делал его измену еще более отвратительной, поскольку он оказался гражданином не по случайности рождения, а сделал выбор сам, сознательно присягнув новой родине.
Ларкин отправился в ванную, где Кэйл не мог его видеть, но в наушниках было слышно, как объект чистит зубы и смывает воду. Он вышел из ванной и двинулся в гардеробную, там переоделся в серую шелковую пижаму, мерцающую в искусственном освещении. Потом лег спать, выключив лампу и погрузив комнату в темноту.
Подождав еще несколько минут и убедившись, что все затихло, Кэйл снял наушники. Если среди ночи произойдет что-то неожиданное, любые звуки будут записаны на ноутбук, но до сих пор, когда Ларкин ложился в постель, то оставался там до утра.
Кэйл повернулся к Дженнер.
– Можешь поспать. Мне нужно кое-кому позвонить.
Она кинула на него кровожадный взгляд.
– Думаешь, я могу спать на этом стуле?
– Я давал тебе шанс спать в кровати, пока я работал, – напомнил Кэйл. – Но нет, тебе приспичило прыгать по комнате, как чихуахуа под амфетамином. Вверх-вниз, туда-сюда — не могла полежать спокойно даже пару минут. Сама виновата, что теперь сидишь прикованной к стулу.
Дженнер дернула наручник.
– Все сказал? Тогда сними наручники, и я лягу спать.
Она, должно быть, измучилась от неудобной позы и устала, но Кэйл не чувствовал себя виноватым: это его работа, и, черт побери, он будет делать то, что нужно. Пусть даже из-за этого ему никогда не стать для мисс Редвайн самым любимым человеком на планете. Ну и хорошо. Он даже не хотел, чтобы она относилась к нему по-дружески.
С другой стороны, он не хотел и полной отчужденности. Пусть нельзя с ней откровенничать, зато можно предложить некоторое утешение.
– Послушай, я прилагаю все усилия, чтобы сделать условия терпимыми для тебя, насколько это возможно, но ты продолжаешь меня донимать. С твоей подругой все в порядке, и так будет продолжаться, пока операция идет как надо, а когда ты вернешься в Сан-Диего, вы с ней – он пренебрежительно махнул рукой – пообедаете в ресторане, купите новые бриллианты, отполируете ногти – проделаете все необходимое, чтобы оправиться от небольшого стресса.
– Небольшого? – Дженнер не совсем крикнула, но определенно повысила голос и впилась в него взглядом, в котором ясно выразилась сила ее воли, удивлявшая Кэйла с самого начала. Глаза у нее были красивые: зеленовато-орехового цвета, умные и проницательные. Он пытался вообразить себя с любой из женщин, которых встретил во время круиза, и не мог. Обычная светская дамочка, вероятно, была бы чересчур напугана, чтобы действовать, и только заливалась бы слезами. Постоянно. Как и большинство мужчин, Кэйл не выносил женских слез. Но Дженнер не плакала. А когда ее испугали, рассердилась. Это была не самая удобная реакция, с которой ему хотелось бы иметь дело, зато скучать не пришлось.
Несмотря на то что она оказалась занозой в заднице, он все равно выбрал бы Дженнер Редвайн из всех других возможных кандидаток на прикрытие.
Кэйл оставил ее в спальне, рассерженную и в наручниках, и вышел в гостиную. Позвонил по номеру, который знал наизусть, и, когда на другом конце линии ответили, сказал: «Хило».
Глава 21
ОНИ СИДЕЛИ ЗА СТОЛИКОМ ВОЗЛЕ БАССЕЙНА.
Дженнер была до того рада выйти из каюты, что вела себя как паинька, даже когда Кэйл обнимал ее за плечи, пока они шли от лифта к шезлонгам. Она держалась близко к нему, как он и распорядился, и не делала ничего, что могло привлечь к ним больше внимания, чем он считал необходимым. Не то чтобы ей не нравилось ставить своего тюремщика в трудное положение при любой подвернувшейся возможности, но такое поведение она могла себе позволить только наедине с ним. Может, после вчерашнего вечера до него наконец дошло, что она не собирается сдавать своих похитителей Ларкину или кому другому. Дженнер сильно сомневалась, что Сид угрожает серьезная опасность, но полной уверенности в безнаказанности не испытывала и не собиралась рисковать. Если бы подруга не входила в уравнение… кто знает? То ли да, то ли нет.
Дженнер все еще не определила, кто играл за плохих, а кто за хороших парней, но «скользкое» замечание Кэйла дало ей определенный намек. Могли ли плохие парни чувствовать себя нравственно выше хороших? Конечно, они могли объявлять себя умнее, круче и так далее, но придет ли плохому парню в голову рассматривать моральный аспект вопроса?
С другой стороны, она слышала, что в тюрьме убийцы, воры и мошенники люто презирают педофилов, так значит ли это, что педофилы – самые мерзкие существа? Можно ли сказать, что относительно них убийца вправе ощущать моральное превосходство? И снова – то ли да, то ли нет.
В одном она была уверена: Фрэнк Ларкин ей не нравился, чисто инстинктивно. Что-то в нем заставляло ее Джерри-радар вовсю подавать тревожные сигналы. Дженнер не понимала, что именно в Ларкине ее настораживало, но первый усвоенный в жизни урок велел обращать внимание на предупреждения интуиции. Возможно, она неосознанно уловила мимолетный проблеск в выражении лица миллиардера, напомнивший ей дорогого папашу в моменты, когда тот собирался кого-то облапошить. А может, это лишь пустая ассоциация и ничего более. В любом случае Дженнер считала, что получила официальное предостережение насчет Ларкина.