В океане "Тигрис"
Шрифт:
На закате увидели по борту, на краю неба темную полосу с островерхими пиками. За ближним мысом нас подстерегал дальний, за ним, наверно, еще — мы в ловушке, отогнать судно от суши в силах только южный ветер, а с юга горы, мы в их тени.
С темнотой поселок засиял огнями.
Развесили на вантах керосиновые лампы в знак того, что не прячемся. Мирно стрекотал бортовой сверчок. С плеском выпрыгивали из воды рыбины, крутили в воздухе бочку и падали на бок, плашмя, — метали икру. Три кита прошли между сушей и нами, большие и грациозные.
Не
На рассвете 16 марта палуба огласилась шутейными восклицаниями: «Как, ты еще на свободе?!» Берег был в трех
милях. Он доверчиво открывал нам все, что имел: хрупкую кружевную строчку прибоя, лимонную ленту песка. Ни рифов, ни отмелей, нас принимали по высшему разряду, а мы пугливо топтались в прихожей и оглядывались на дверь.
За завтраком Тур распорядился: фотоаппараты и кинокамеры — в ящики, ничего не снимать, дабы не лишиться того, что заснято. Начали сочинять слезную радиограмму моим московским шефам — помогите, разузнайте, поторопите, мы же никак в своих действиях не вольны! Эпистолярные упражнения прервал вопль Рашада:
— Корабль!
ПРИЧАЛИВАТЬ ИЛИ НЕТ?
Корабль шел к нам справа, со стороны океана. Приближаясь, он в соответствии с причудами морской оптики уменьшался в размерах и вскоре превратился в моторную лодочку типа дау. С лодочки несколько негров приветливо махали нам. Рашад и Эйч-Пи отправились навстречу на «Зодиаке», побеседовали, качаясь борт о борт, вернулись и доложили, рыбаки радушны, приглашают в гости, уверяют, что не возникнет никаких проблем.
Тур оценил обстановку мгновенно: Рашаду и Юрию пересесть на моторку, отбыть на берег и разведать ситуацию. «Есть, капитан!» Я ринулся в хижину собираться, Рашад поплыл к рыбакам уславливаться — и задал загадку: возвратился, отпустив лодочку восвояси.
Почему?!
Темно по сей день. Кто-то кого-то не понял.
Хуже всего, что из-за невразумительного поступка Рашада пришедшая было решимость опять нас покинула. Дау жужжала шмелем, удаляясь, а на мостике пылали дебаты: следует причаливать или нет?
Тур высказывался за берег.
Норман и Карло высказывались против берега.
Тур утверждал, что обстоятельства на диво благоприятны: гавань удобна, погода прекрасная, в кутузку, видимо, не посадят. Норман и Карло твердили в один голос: «Приставать не хотим».
Тур объяснял, что так или иначе без посторонней помощи нам отсюда не выбраться, надо фрахтовать буксир. «Хватит буксиров, — возражал Карло. — Древние шумеры буксировкой не пользовались».
Трудно одному спорить с двумя. Норрис отмалчивался, молодежь, напуганная ажиотажем Нормана, — подавно. Герман нес нечто дипломатически-несусветное, и нашим, и вашим, — дескать, теперь уйдем, а потом вернемся на Сокотру специально. Я — стыдно признаться — как воды в рот набрал. Удивительное безразличие владело мной. Если уж Карло на стороне штурмана, пусть будет как будет.
— Мы вызовем сюда судно с Бахрейна, — выкладывал Тур козырного туза. — Здесь идеальный пункт для рандеву с Би-би-си. Нам ведь нужны светильники для Красного моря!
Норман смеялся:
— Желаешь и Великобританию втянуть в международный скандал?
Вероятно, Мойры — богини судьбы— скорбно прислушивались к перепалке. И, вероятно, с отвращением молвили: «Глупцы! Мы дали им редчайший шанс встретиться с чудом, поднесли чудо на блюдечке, а они понапрасну чешут языком. Леший с ними!»
И поднялся крепкий северо-восточный ветер, именно такой, чтобы провести нас вдоль острова. Ветер нагнал волну, прибой разыгрался, пляжи стали негостеприимными — Сокотра запиралась на засовы.
— Так и пойдем, — удовлетворенно сказал Норман, хозяйским глазом окинул палубу, потрогал брасы и отправился надевать наушники.
В радиограмме, спустя четверть часа принятой им, значилось: «Разрешение пришло. Как насчет рандеву? Готовы следовать к Сокотре? Рой Дэвис, Питер Кларк».
Вот когда забушевали страсти!
Детлеф разразился тирадой в духе знаменитого пушкинского «Мы ленивы и нелюбопытны». Я напирал на утрату свидания с Би-би-си. Рашад, Эйч-Пи,
Асбьерн скопом клялись в любви к водопадам и каньонам, но было это маханье кулаками после драки. Счастливый момент миновал, удачное сочетание метеоусловий распалось. Остров, разочарованный, выпускал нас из своих объятий.
ЗАХОД ОТМЕНЯЕТСЯ
— Пока обстановка позволяла, никто не поддержал меня, — резюмировал Тур горько. — Прошу уведомить Бахрейн: заход отменяется. Благодарю за внимание. Все свободны.
Держали приличную скорость, шли выгодным курсом — вест-норд-вест. Буксир не требовался. Так же легко, как привел к нам Сокотру, океан ее уводил.
И уже брала обида на Тура: почему играл в демократию, почему по-капитански не настоял на своем? Иждивенческая обида. Нечестная. Не знаю, как остальные, а я себе казался не выдержавшим испытания.
Чего мы, в сущности, опасались? Из-за чего нервничали? Мы же не злонамеренно, не по своей воле явились сюда, нас занесло стихией — кто решится это отрицать?
Не рискнули. И доказали тем самым, что мы — благонамеренные, законопослушные граждане и поздновато нам, пожалуй, дружить со сказкой.
Два часа простоял на вахте с Туром. Норман поднимался на мостик, пеленговал береговые ориентиры и гордо уходил. Скользнула по горизонту мачта дау. Рядом с «Тигрисом» плыли клочья грязно-серой пены — какой-нибудь супертанкер промывал в окрестностях емкости.
Говорили, естественно, о происшедшем.
ТУР. Всю оставшуюся жизнь мы будем жалеть о том, что не посетили этот остров. Как прекрасно было бы провести здесь неделю, отдохнуть, полазать по горам…