В окопах Донбасса. Крестный путь Новороссии

Евич Юрий Юрьевич

Если бы не это странное самодурство генерала, я бы не потерял ни одного человека из числа своего личного состава за всю войну. Эх, Соколов, Соколов… Осталось только дополнить, что Корнеев так и не был включён в списки личного состава — семья не получила ни копейки, как невоенный он не мог быть награждён, хотя наградной лист я всё-таки из принципа подал. А сколько таких «Корнеевых» было к концу операции в бригаде благодаря комбригу! Сначала из-за непонятных причин не дал поставить в строй тех людей, которые добросовестно служили и воевали, а потом в силу неведомых мне причин так руководил операциями, что умножал бесчисленно совершенно ненужные жертвы. Эх, Соколов — Соколов… А у Юдина осталось пятеро детей. Чуть позже ко мне пришёл ругаться мой земляк, лихой и прославленный боец первого батальона с позывным «Хирург». Чёрный от злости, он мне рассказывал, какой замечательный врач и удивительный человек был Юдин — и, хотя я знал о достоинствах покойного и был невиновен в его

гибели, каждое слово жгло мне душу. Эх, Соколов, Соколов… Впрочем, есть у меня гипотеза, объясняющая странное поведение генерала — но об этом чуть позже.

Во-вторых, очень расстроился наш бесценный Красный. Впал в настоящий глубочайший шок от скорби по павшим товарищам. Вообще должен отметить, что Красный всегда отличался не только исключительной лихостью и боевой смекалкой, но и таким же исключительным человеколюбием, заботой о товарищах, готовностью к самопожертвованию за них. В тяжёлом бою «на нуле» он, будучи сам в тяжелейшем состоянии из-за контузии — еле стоя, весь вихляя, тащил на себе больше километра сразу двоих раненых. В данном случае он так огорчился, что больно было смотреть на него. Мы кольнули ему мощного успокаивающего — которое берегли специально для такого случая, и уложили спать.

В-третьих, приехал к нам очень-очень хороший человек из Москвы — наш замечательный друг, российский журналист Владислав Шурыгин. Я давно, задолго до этой войны читал его статьи, интересовался его творчеством, уважал за активную жизненную позицию, за прекрасный, глубокий анализ происходящего. Законнектил с ним впервые из здания ОГА по скайпу. С его поддержкой опубликовал свои первые статьи в российской прессе. Мы неоднократно общались по скайпу за время боевых действий. Я очень хотел увидеться с ним лично. И вот сейчас он, приехав под Дебальцево, — заехал к нам. Мне было неловко за нашего дорогого Красного, а он сказал мне памятную фразу: «Юрий Юрьевич, это и есть настоящая война — а не то, что показывают по телевизору».

Позже из общения с офицерами разведки я узнал причину «и храбрости моей и дивной силы» — в смысле, крайне необычного поведения хохломутантов. Во-первых, противник перебросил сюда, под Логвиново, три полнокомплектных «ударных батальона Порошенко». Более тысячи манкуртов — прислужников пиндосов, за доллары ломанувшихся убивать свой народ. Тщательно отобранные по всей территории квазигосударства Руины этномутанты — военнослужащие с выдающимися физическими и психологическими данными. Полгода их беспрерывно дрочили амерские инструкторы. А потом, когда они пошли на прорыв, амерские и польские инструкторы пошли с ними. В этом была разгадка выдающегося стрелкового и тактического мастерства противника, когда он попёрся к нам на холм. И недостатка его мужества. Когда понадобилось умирать, переть на огонь.

А из окружения на прорыв пёрли вообще все, кто мог двигаться. В кольце оказалось огромное количество иностранных граждан — всей той нечисти из Европы и Штатов, наёмников, военнослужащих — советников, просто военнослужащих из Польши, Англии, США — которые убивали людей в Ираке, Ливии, Сирии, сотне других стран, а потом припёрлись к нам. Оказавшись в окружении, «белые господа» умирать не захотели и погнали на убой впереди себя «туземцев» — дебильных хохломутантов, возомнивших себя европейцами. Предварительно напичкав их боевой наркотой до утраты инстинкта самосохранения и человеческого облика.

В тот день по приказу командования мы сделали один рейс в Логвиново — вместе с приданным нам МТЛБ. По пути наша сломалась, и мы сначала вывезли раненых на их машине, а потом оттащили на тросе нашу сломавшуюся коробочку.

Ещё я побеседовал по телефону с моим дорогим и уважаемым другом — командиром одного из подразделений, славного ЦСО МГБ ДНР, которые в это же время упорно очищали Дебальцево от пенной накипи укрофашистской скверны. День и ночь штурмуя, беря с боем каждый дом. Я не указываю позывного и имени этого в высшей степени достойного человека — потому что он очень скромен и не рад был бы такой «рекламе» от меня. Тогда я только мог представить, какой накал и ожесточение боёв пришлось перенести нашим, и лишь много позже я узнал подробности. Как наши ребята за трое суток поспали всего четыре часа. Как стреляли беспрерывно, день и ночь — настолько, что их командир показывал мне позже свой палец, стёртый спусковым крючком до кости. Как днём штурмовали противника открыто, беспрерывным огневым подавлением — а ночью входили бесшумными призраками в занимаемые противником дома. Резали горло проклятых этномутантов ножами, в упор били из бесшумных пистолетов. Кровищи было столько, что он потом несколько раз стирал свою «горку» — да так и выбросил, не смог отстирать. Очистив несколько домов подряд, не спали, не отдыхали — чистили новые и новые, упокаивая укровских вурдалаков, в беззвучных рукопашных схватках творили святую месть «западэнськой» нечисти. А утром, очистив от нелюдей целый квартал, прозрачные от непомерной усталости, спокойно стояли у окон, на крышах домов в готовности, удерживая на плечах тяжёлые трубы гранатомётов, и сузившимися от напряжения зрачками смотрели вниз, на

ущелье улицы — по которому текло чадное стадо вражеской колонны. Укры заезжали в глубину «своего» квартала спокойно, уверенно — переговариваясь в полный голос, расслабленные, с оружием на коленях. Пора! И десятки огненных стрел вылетают отовсюду, превращая ущелье в наполненную огненной магмой вулканическую реку, в которой в очищающем пламени корчится и орёт «почти еуропейская» биомасса — люди, которые были рождены русскими, говорили и думали по-русски, а потом решили, что продать весь тысячелетний трудный и кровавый труд предков по созиданию русского государства на этих землях — неплохой гешефт. Они стреляли по нашему мирному населению из «Градов» и гаубиц, они массово насиловали женщин и девочек в занятых населённых пунктах, они пытали, грабили и убивали своих же земляков. Они гордились всеми этими своими деяниями — снимали их на камеру, выкладывали в «Ютуб», хвастались друг перед другом. Теперь, милостью Всевышнего, они отправляются туда, где таким самое место — прямиком в Ад! Их несколько секунд мучительного обжигающего горения сейчас — только начало нескончаемого, вечного огненного воздаяния в будущей, вечной жизни.

Наступил пятый день боёв за Логвиново. Утром в штабе нам поставили задачу — провести в Логвиново колонну спецназа. Наши МТЛБ от зверской эксплуатации потихоньку сдохли, и для выполнения задачи нам дали коробочку «Оплота». Висел густой низкий туман. Спецназ частью разместился на броне, частью — в кузовах «Уралов». Я дал краткий инструктаж на тему, что «если напоремся — только массированный огонь в упор до полного уничтожения противника, иначе нас тупо сожгут. Сектора разобрали, с Богом!», сел на своё излюбленное место за командирским люком, и знакомая колея в полях легла под гусеницы нашей машины. Всевышний был милостив, мы не нарвались, и вскоре оказались в Логвиново. Основной махач уже позади, противник ещё судорожно пытался прорваться, но боевой дух его был сломлен. Мы приехали нашим медицинским расчётом отдохнувшие, посвежевшие и страшно жаждущие отомстить за павших товарищей. Приехав в Логвиново, мы там увидели донельзя уставших бойцов спецназа ДНР, грузивших трофеи, собрали погибших, я прихватил три ПТУРа — самое дорогое пехотное оружие, совершенно ненужное нашей пехоте, потому что у них не было оператора. Вывезли из вконец разбитого населённого пункта абсолютно всех, кто нуждался в эвакуации: погибших, раненых и семью гражданских, старичков, которые каким-то чудом пережили весь этот ад. Прибыли в Углегорск, я вошёл в штаб, неся огромный ПТУР на плече, и доложил (как сейчас помню): «Убитые вывезены «Уралами», раненые вывезены «КамАЗами», гражданское население эвакуировано, медицинская рота взяла трофеи — три ПТУРа». И шмякнул трубищу ПТУРа на пол. С крайне кислым лицом генерал выразил мне благодарность, а Синий сказал, что мы с Ангелом представлены к званию Героев Новороссии. Я в очередной раз напомнил Синему и комбригу, что МГБ создаёт мне проблемы, — они меня дежурно уверили, что всё хорошо. Однако я уже знал, что эмгэбэшники продолжают выбивать на меня показания из личного состава, ротный на свободе и активно им помогает. Позже мне позвонили из Донецка и сообщили, что приказ на обнуление нас исходит из штаба корпуса: горловские эмгэбэшники только выполняют приказ. Мне настоятельно советовали уезжать. Закончу эту главу текстом отрывка моего рапорта в ряд военных инстанций (см. ниже).

«Ввиду вышеописанной позиции моего военного командования, умышленного лишения командованием бригады меня, как командира, всяких рычагов власти и возможности поддерживать дисциплину и боеготовность в моём подразделении, я пришёл к заключению о исчерпании всех существующих у меня способов добиться от командования соблюдения уставных норм и требований, а также прекращения всестороннего его саботажа. Осознавая меру своей ответственности за вверенное мне дело и медицинскую службу бригады и не видя путей к выполнению моего воинского долга надлежащим образом ввиду вышеуказанной позиции командования, мы прибегли к самой крайней мере протеста: подали рапорт об оставлении службы в рядах 3-й бригады НМ ДНР».

Учитывая мой настрой на служение своему народу (помните сказанные в минуту смертельной опасности мною врагу слова: «Меня только вперёд ногами отсюда вынесут!») — остаётся отдать должное собственному командованию, которое сумело сделать то, чего не сумел сделать враг. Впрочем, нашим генералам не привыкать убивать своих (Бэтмен и Мозговой тому ярчайшие примеры, есть куча менее известных) — поэтому удивляться тут нечему.

Глава 16. Измена (так получилось)

Уменя, разумеется, нет «100 % доказательств измены», которых сразу же, незамедлительно, потребуют от меня читатели — и даже не столько «кровно заинтересованные в сокрытии», сколько просто инфантильные, не желающие огорчать себя неприятной информацией. Нет ни видеозаписей вручения пачек иудиных долларов, ни оригиналов кровью подписанных обязательств «продать Родину». Потому я и не буду использовать термины «измена» и «предательство». Заменим их универсальным, ни к чему не обязывающим «так получилось».