В окопах времени (сборник)
Шрифт:
«Он что, серьезно?!» – с ужасом подумал я.
– Или лучше голые крылья, как у летучей мыши? – продолжал сомневаться Петрик. – Так вроде проще, но вот с эстетической точки зрения… слушайте, а может, ну их, эти крылья? Летайте за счет броуновского движения, как Ариэль у Беляева! Так, секундочку…
Он подобрал с пола какой-то ржавый болт, откинул грань средней пирамиды и приподнял маленькую. Положив под нее болт, он закрыл грань, вывел нас из большой пирамиды и подошел к стоящей рядом будке.
– Минутку…
В пирамиде что-то загудело, сквозь щели в досках стало видно фиолетовое свечение,
– Финита, – прокомментировал Петрик, – я сейчас.
Он скрылся в пирамиде и через полминуты вышел с болтом.
– Вот, – сказал он, вручая его Томе, – держите, можете начинать летать. Просто захотите приподняться, и все…
Тома взяла железяку и сосредоточилась. Вдруг ее ноги оторвались от земли, она поднялась метра на полтора и начала заваливаться набок. Видно, нервы у супруги не выдержали, она завизжала и отшвырнула болт. И тут же шмякнулась оземь…
– Несколько неосторожно с вашей стороны, – попенял ей Петрик, помогая подняться, – а если бы вы поднялись метров на десять, кто бы вас ловил?
Тамара стучала зубами, говорить у нее пока не получалось. Я тоже был в шоке – вся жуть сегодняшнего цирка начала потихоньку доходить до моего сознания. Ведь он же может сделать с нами что захочет!
– Ну, это ты зря, – укоризненно сказал мне старый друг. – Вот у тебя пистолет в кармане, но я же не бьюсь в истерике, что ты прямо сейчас во мне дырки делать начнешь? А ведь можешь, ты на рожу-то свою перекошенную посмотри. Вот что…
Он быстро сходил в дом и вынес кувшин с двумя стаканами.
– Пейте, пока у вас на почве переизумления крыша не тронулась. Да пейте, говорю, это никакое не колдовское зелье, а просто рябиновая настойка!
– Ну как, полегчало? – спросил он, когда мы немного пришли в себя. – Тогда слушайте дальше. Действительно, я могу творить почти что угодно во внутреннем объеме малой пирамиды. А почему «что угодно» не может быть предназначено для каких-то вполне определенных действий снаружи? Наделять, например, вошедшего с ним в контакт человека способностью летать… Надеюсь, методика понятна? Я научился делать талисманы. Кстати, Конь, болтик-то возьми, он на предъявителя… Так вот, талисманы… для самых разных целей – технических, лечебных, даже развлекательных… а особняком стоят для путешествий в прошлое или будущее. Собственно, вот это я и хотел вам сказать. А теперь подумайте, чем мы можем быть полезны друг другу. Я не тороплю, как надумаете – звоните. Мешок-другой алмазов или платины на дорогу не желаете?
Домой мы ехали молча. Обычно под шуршание шин да на пустой дороге мне хорошо думается, но тут был не тот случай. В голове вертелось только что-то вроде «не может быть» и «да как же это он, а?», Тома тоже всю дорогу молчала…
В Москву мы вернулись ночью. Супруга сразу ушла в свою спальню, я остался один и, даже не пытаясь заснуть, все прокручивал в голове одну и ту же мысль. Зачем мы ему нужны? Что мы можем ему предложить, чего он не может без нас? Ничего хоть самую малость логичного в голову не приходило. Под конец эта голова дико разболелась, и я пошел в гостиную, где у нас была аптечка. Там уже сидела Тома, она раздраженно перебирала упаковки с лекарствами.
– И чего мы у себя снотворного не держим? – поинтересовалась она, не оборачиваясь.
Тут я припомнил – когда мы уже уезжали, Петрик сунул мне в руки какую-то пластиковую баночку и шепнул: «На, пригодится». Кажется, она была в кармане куртки…
Через минуту мы тупо рассматривали цилиндрик из-под аспирина с небрежной надписью фломастером «обезболивающее/успокаивающее/снотворное. Противопоказания: отсутствуют в принципе». Внутри лежали две ягоды лесной земляники.
Некоторое время Тома колебалась, но потом решительно отправила в рот ягоду покрупнее. Я съел оставшуюся – и еле успел на подгибающихся ногах добраться до постели. Сил раздеваться уже не было…
Весь следующий день ушел на попытки разобраться в ситуации. Сразу выяснилось, что мы думаем о разном – если я пытался понять, зачем мы понадобились Петрику, то Тамара искала ответ на вопрос – а какую пользу он может принести нам?
– Понимаешь, – возбужденно говорила она, – до этой поездки я думала, что он или нашел клад, или научился производить свои алмазы! Не перебивай, и без тебя собьюсь… нормально производить, на каком-то оборудовании, с затратами, в ограниченных количествах.
– Так он и сейчас в ограниченном, – возразил я.
– Ага, только своей ленью. Помнишь – «мешок на дорогу не желаете»? Да и не в алмазах дело, в конце концов. Ты вникни, у нас теперь может быть все, что мы захотим – из вещественного, само собой.
– Если он сочтет нужным нам это дать, – уточнил я.
– Почему бы и нет, если мы зачем-то ему нужны, – пожала плечами Тамара.
– Вот именно, зачем?
– Да какая разница? Твой друг кто угодно, только не дурак, и если он захочет от нас чего-то, то только такого, что нам по силам! Вот скажет, что ему надо, тогда и будем думать. Но что надо нам… я просто в растерянности. Так… все, я решила. Едем к моему отцу, и не возражай мне, пожалуйста. И болт свой возьми, думаешь, я не видела, как ты утром у себя парил под потолком с совершенно идиотской улыбкой на лице? Дверь надо было закрывать, и вообще, собирайся.
Тесть поверил нашему рассказу практически сразу. Алмазы вызвали у него умеренный, но не выходящий за рамки обыденного интерес, а моя левитация – так и вовсе почти никакого. Более всего его почему-то взволновали вскользь сказанные слова о возможности путешествий во времени.
– Поспешили вы сбежать, – сокрушенно качал головой он, – сначала хоть что-нибудь узнали бы! Как, куда, меняется ли от действий в прошлом наш мир или образуется новый… В общем, узнайте это, а? И скажите своему гению, что я прошу о личной беседе с ним. Готов оказать любую требуемую поддержку, как-то так…
Вопрос о беседе решился, как только я позвонил Петрику.
– Это пожалуйста, – сразу сказал он, – я сегодня в Москве и буду здесь до позднего вечера. Так что, если хочет – пусть приезжает.
А в субботу мы снова отправились в Тверскую область.
– Сегодня я решил сюда обед не тащить, – сразу после приветствий сообщил нам Петрик, – приглашаю вас в свое имение.
– Это где? – поинтересовался я.
– Здесь, – он махнул рукой в сторону развалин, – точнее было бы спросить «когда». В тысяча восемьсот сороковом году. Пошли, что ли?