В окопах времени
Шрифт:
— Ну, так…
— Следовательно, это изменит стратегическую обстановку на всем центральном направлении. И — как следствие — на остальных фронтах тоже. Так?
— Да… — признал Алекс, начав понимать, к чему клонит вождь.
— А это означает, — продолжил Сталин, — что изменятся и исходные условия для всех последующих операций войны. И все события на ней пойдут уже не так. И значит, то, что нанесено у вас на картах на сорок второй, сорок третий и сорок четвертый годы — перестанет соответствовать действительности. И зачем тогда нам такие карты? Если же мы не станем вносить никаких изменений — да Борис Михайлович и сказал уже, что реально такой возможности у нас нет, — у нас будет в распоряжении некий эталон, по которому мы сможем сверять
У Алекса округлились глаза. Да и у остальных его спутников тоже.
— Но… — начал пришелец, желая, видимо, что-то возразить, однако Сталин не дал ему договорить.
— У нас на фронте тяжелейшее положение, товарищи гости, — сказал он. — Немцы рвутся к Москве. Нам приходится снимать войска с Дальнего Востока, чтобы переломить ситуацию. А там — японская армия. Если ваша информация верна — японцы по нам не ударят. А если все же ударят? Что сможет противопоставить им Дальневосточный фронт? Не надо так реагировать! Я не сказал, что ваша информация является дезинформацией! Вы сообщили о том, что вам известно. Но вы не сообщили, каким образом нам добиться такого положения, которое, по вашим словам, в ближайшее время сложится на Дальнем Востоке. А не зная этого, мы не можем знать, что нам для этого предпринять. Прикажете верить вам на слово? Я учился в свое время в семинарии. И благодаря этому знаю, чем знание отличается от слепой веры. Давайте не будем уподобляться глухим, ведущим слепого, — ни у вас, ни у нас нет на это права перед историей. Нам сейчас жизненно важно — как ничто иное в данный момент — остановить фашистское наступление. Для этого нам нужны пушки и снаряды, авиация и танки, нужно достаточное количество войск. Нам нужны грамотные генералы, способные разработать план сражения, нужны разведчики, приносящие текущую информацию. Нужна, наконец, твердая партийная дисциплина, чтобы не сорваться в хаос в этой критической обстановке. А рассказы о том, что четвертого декабря Красная Армия начнет победоносное наступление под Москвой — оставим писателям… На потом — когда победим. А сейчас, товарищи, ваш вопрос можете считать решенным. Вы поступаете в распоряжение товарища Берия. У него есть в отношении вас какие-то планы. Не сомневайтесь: ваш уникальный опыт и ваши знания будут использованы для победы над немецко-фашистскими захватчиками с максимально возможной эффективностью. И впоследствии — тоже… Заберите… ваши приборы, — Сталин чубуком трубки указал на выставку на столе. — Время нашего разговора заканчивается. Товарищ Берия позаботится о вас. А вас, Борис Михайлович, я попрошу задержаться в связи с новыми данными…
Посмотрев в спину Лаврентия, уводящего свалившихся им внезапно, как снег на голову, пришельцев из будущего, Сталин взял из раскрытой коробки папиросу и начал набивать трубку, не глядя на молчаливо ждущего Шапошникова.
У них имелось на сегодня еще много дел. Гудериан подходил к Туле, и остановить его было практически нечем…
Пермь, октябрь 2006 — сентябрь 2009 г.
Дмитрий Политов
ДАЕШЬ ВАРШАВУ, ДАЕШЬ БЕРЛИН!
«Тридцатьчетверка» остановилась на опушке, выпустив последний сизый клуб выхлопа сгоревшей соляры. Крышка башенного люка медленно уехала в сторону с железным стуком, и из открывшегося отверстия чертиком вылетел человек в комбинезоне и шлеме. Стуча каблуками сапог по броне, ссыпался вниз и сразу же рванул к стоявшему поодаль штабному автобусу, не обращая внимания на вопросительные оклики командиров и бойцов, слонявшихся бесцельно поблизости.
Часовой, совсем молодой парнишка, дернулся было взять винтовку «на руку» и преградить дорогу, но натолкнулся на бешеный взгляд танкиста и, тихо ойкнув, отскочил в сторону, стремительно бледнея.
Незнакомец пулей влетел в автобус, но почти сразу же выскочил обратно.
— Где. Майор. Чернышев, — тихо, разделяя каждое слово, спросил он, глядя в землю, и, судя по внешнему виду, едва сдерживаясь, чтобы не сорваться окончательно.
— Так он это… бриться пошел, — поспешно откликнулся часовой. — К роднику.
Танкист, не говоря больше ни слова, двинул в указанном направлении, не разбирая дороги, прямо через кусты, словно матерый кабан.
Шагов через тридцать он оказался в небольшой лощинке, по дну которой бежал, весело журча, тоненький ручеек темно-изумрудной воды, искрящейся и переливающейся в солнечных лучах, нашедших дорогу через кроны деревьев.
Человек в темно-синих командирских галифе и белой майке стоял возле истока, негромко мурлыча себе под нос какой-то веселый мотивчик. Лицо его наполовину скрывала белоснежная пена. В руке он держал опасную бритву. Серая коверкотовая гимнастерка, ремень, портупея и кобура лежали неподалеку, на покатом валуне, обильно поросшем мхом.
— Вот ты где! — яростно выкрикнул танкист, царапая ногтями клапан кобуры пистолета. — Весело тебе, сволочь!
— Еще раз здравствуйте, Михаил Георгиевич, — бреющийся как ни в чем не бывало провел бритвой по щеке, снимая щетину, и глянул в небольшое круглое зеркальце, закрепленное на тоненьком деревце на уровне его глаз. — Вы чем-то расстроены?
— Ах ты… — задохнулся танкист, багровея лицом. — Ты еще издеваться?!.. Застрелю! Как собаку пристрелю!!
— Спокойно! — резким неприятным голосом осадил его бреющийся. — Хватит истерить, точно кисейная барышня! Вы же генерал, черт побери, возьмите себя в руки. Что случилось?
Танкист замер. Несколько мгновений он хватал ртом воздух, словно рыбина, выброшенная удачливым рыбаком на землю, а потом неожиданно понуро сгорбился и как-то обмяк. Извлеченный наконец ТТ в бессильно опущенной руке безжизненно уставился стволом в землю.
— Корпус, — глухо сказал танкист после продолжительного молчания. — Мой корпус… Его больше нет… Совсем… Тысяча танков… Как сухой хворост, в один миг!
Бреющийся спокойно сполоснул бритву, вытер лицо полотенцем, перекинутым через его плечо, потом вытер руки и, насвистывая, принялся натягивать гимнастерку. Вскоре перед танкистом стоял подтянутый и ладный командир с двумя майорскими «шпалами» в черных танкистских петлицах и орденом Красной Звезды над левым клапаном нагрудного кармана.
— И что? — хладнокровно осведомился он. — В чем проблема-то?
Танкист медленно поднял голову. Его лихорадочно блестевшие глаза, все в мелкой сеточке лопнувших сосудиков, красные от недосыпа и нечеловеческого напряжения, впились в лицо майора. Чумазое лицо странно дрогнуло. Так, словно человек хотел разрыдаться, но в последнее мгновение сумел сдержаться. Генерал медленно поднял левую руку и рывком дернул сначала ворот комбинезона, с мясом вырывая верхние пуговицы, а затем крючки гимнастерки.
— Ты… ты же обещал?!.. Вспомни, что ты мне говорил, что показывал — где все это? Где, я тебя спрашиваю?!! Мы же должны сейчас быть на Висле, бить немчуру в хвост и в гриву. И чем, — голос генерала на секунду сорвался, — чем мы их сейчас будем бить? Сгоревшими танками? Выкошенной под корень пулеметным огнем пехотой? Чем?!! Посмотри вокруг, разве это Польша?!
— А, вы об этом, — скучающе протянул майор. — Что я могу сказать? Бывает. Небольшая ошибка в расчетах. Выходит, карта легла так, что Берлин и Варшаву будет брать другой генерал, Хацкилевич, не вы… Да хватит уже махать этой пукалкой! — Майор сердито повел рукой, и пистолет вылетел из руки генерала, плюхнулся в воду и мгновенно исчез. — Поймите же вы, чудак-человек, реальностей великое множество, и угадать правильно, в какой именно мы оказались, неимоверно сложно, практически невозможно. Но могу вас заверить, что именно сейчас наши войска с успехом ломают немецкую оборону, жгут вражеские аэродромы, гонят колонны пленных. Просто… ну это немножко не здесь. Понимаете?