В оковах льда
Шрифт:
Ладно, в этом ящике было оружие. Значит, я открыла не тот ящик. Я так уверена, что он прячет краденую еду, что пинаю еще один, уже даже не притворяясь, что нечаянно. Снова оружие.
Я превращаюсь в ходячее разрушение. И каждый раз, находя оружие или снаряды, я злюсь все больше. Похоже, он спрятал еду еще до моего прихода. Я собираюсь разбить пятый ящик, но тут Риодан перехватывает меня в воздухе, хватает за шиворот, забрасывает на плечо, на суперскорости выносит из дверей, бросает спиной на телефонный столб и говорит:
— Какого
И именно в этот момент весь склад взрывается.
— Чувак, ты заминировал эти места? — говорю я на обратном пути в Честерс. — Это еще один глупый тест? Мне нужно разгадать твою маленькую тайну за три секунды, пока все не взлетело в небеса?
Склад вынесло наружу, засыпав обломками целый квартал. Мы едва успели стоп-кадрировать прочь от разлета шрапнели.
— Оба взрыва стоили мне значительной части собственности. Я не жертвую ничем, что принадлежит мне и способно принести прибыль.
— Иными словами, пока я полезна и ты считаешь меня своей, меня не… — Я провожу пальцем по шее.
— Детка, ты вполне можешь надоесть мне до такой степени, что я приму решение тебя убить.
— Так же как вы мне, босс.
Он улыбается, я чувствую, что начинаю улыбаться в ответ, и это злит меня, так что я отворачиваюсь к окну и пытаюсь разобрать что-то в розоватом лунном свете. Смотреть особо не на что, потому что почти все сожрали Тени. По дороге мы проезжаем мимо трех моих нор и одного склада. Не знала, что Риодан тоже тут устроился. Придется бросить этот округ, как только я найду время для переезда.
— Наблюдения, — говорит он.
— Единственной общей чертой, присущей местам осмотра, является наличие четырех королевских Стражей Невидимых. — Они стояли там у дверей, полностью вооруженные, наблюдали за поставкой.
Он искоса смотрит на меня.
— Ого. Это было целое предложение. С существительными, прилагательными и соединительной тканью. «Наличие». Какое умное слово.
— Невнимательный чувак. Ты, кажется, пропустил всю «соединительную ткань».
— Что-то еще.
Я смотрю на него. Ненавижу эти утверждения-вопросы. Я на них больше не отвечаю.
Он смеется.
— Что-то еще.
На этот раз слово «еще» звучит на тысячную долю выше, чем слово «что-то», но без такого суперслуха, как у меня, этого не уловить. И все равно это уступка. Со стороны Риодана. Встречается реже воды в пустыне.
— Мерзлые слои были расположены одинаково: сначала белый налет льда, а сверху прозрачный лед. Что странно, так это налет. Белый лед получается при замерзании тумана. Откуда в обоих зданиях взяться туману?
— Как взорвалось это место?
Я вспоминаю. Все случилось так быстро. Мы были уже снаружи, он закрывал мне обзор, а я была занята попытками отделаться от него. Мерзко, но приходится признать:
— Учитывая обстоятельства, мне сложно прийти к заключению.
Он
— Выражаюсь как ты, чувак, может, теперь ты перестанешь вести себя, как зануда. Коммуникации — сложная штука, даже когда обе стороны стараются.
— Это неправда. Протяни руку.
— Нет.
— Быстро.
Ни за что я не протяну ему руку.
Он говорит что-то тихое на языке, которого я не знаю, и моя рука дергается вперед. Я с ужасом смотрю, как она тянется к нему, ладонью вверх.
Он роняет мне на ладонь «Сникерс», бормочет что-то, и мои руки снова принадлежат мне. Интересно, как, когда и почему мой аппетит вдруг стал темой всеобщей заботы.
— Ешь.
Я думаю о том, чтобы бросить батончик ему в лицо или выбросить из окна. Я даже пальцы вокруг него отказываюсь сжимать.
Но шоколадка мне наверняка пойдет на пользу.
Он жмет на тормоза, останавливается посреди дороги, поворачивается ко мне, хватает за воротник, притягивает к себе и наклоняется. Смотрит мне в глаза. Между нами около восьми дюймов, и мой нос не трется о его нос только благодаря кронштейнам МакОреола, которые упираются ему в лоб. Мой зад больше не касается сиденья.
Я никогда не видела таких прозрачных глаз, как у Риодана. У большинства людей глаза доверху наполнены эмоциями, а вокруг глаз морщины, похожие на боевые шрамы. Глядя на взрослых, я могу сразу определить, как они жили: смеялись, плакали или с отвращением морщились, глядя на наш мир. Я слышала, как мамы говорят детям, когда те корчат рожицы: «Осторожнее, а то навсегда таким останешься». Так оно и есть. К среднему возрасту большинство людей имеют на лице отпечаток тех выражений, с которыми смотрели на мир, и всем это видно. Чуваки, вам было бы не по себе, увидь вы себя со стороны! Вот почему я так много смеюсь. Если мое лицо и застынет, я хочу, чтобы оно все так же мне нравилось.
А смотреть на Риодана — это все равно что смотреть в лицо дьяволу. Совершенно ясно, что он чаще всего чувствует: ничего. Безжалостный. Холодный чувак.
— Я никогда не причиню тебе вреда, Дэни, если ты сама меня не заставишь.
— И только ты решаешь, что отвечает определению «заставишь». До фига места для маневра.
— Мне не нужно место для маневра.
— Потому что ты все аннигилируешь.
— Снова умные словечки.
— Чувак. Вот что ты только что со мной сделал?
— Дал тебе то, что твое упрямство не позволяло тебе взять. — Он сжимает мои пальцы своими поверх шоколадного батончика. Я не успеваю их вовремя стряхнуть. — Ешь, Дэни.
Он роняет меня обратно на сиденье, заводит «Хамви» и трогает с места.
Я жую батончик, несмотря на кислый привкус во рту, и вспоминаю те времена, когда была невидимой.
— Супергерои не бывают невидимыми, — говорит он. — Они просто хорошо прячутся.
Я отворачиваюсь, гляжу на мелькающие за окном дома, морщусь и показываю язык.