В оковах льда

Монинг Карен Мари

А потом, после долгой паузы, Джо кивает.

И я думаю: что за фигня? Она тоже эмпат, как Кэт? Откуда она знала, что он хочет ей сказать? И чтоон вообще ей сказал? И почему она отдает свой поднос другой официантке?

А потом мои ноги меня предают, потому что больше нет сил притворяться. Он ловит меня раньше, чем я падаю на пол, несет меня, а я даже не сопротивляюсь, потому что мне слишком плохо.

Меня относят в комнату чуть дальше кабинета Риодана и кладут на кровать. Я делаю себе норку в мягком матрасе, вздыхаю от облегчения и отключаюсь. Риодан меня бесит, потому что и трех минут не проходит,

как он начинает меня будить и заставляет выпить теплую воду с разведенным желе.

Сначала я не хочу, но вкус у нее божественный.

— Что случилось? — спрашиваю я. — Я что, вроде как умерла и воскресла?

Вот это приключение! Интересно, добавят ли его к легендам обо мне после моей смерти. И сколько раз я смогу надрать задницу этой самой Смерти? Ну не крута ли я, а?

— Пей.

— Откуда взялся Танцор? — Желудок сводит спазм. — Блин, от него живот болит.

— Не глотай залпом. Тяни потихоньку.

Я замечаю еще одну забавную вещь, когда он наливает второй стакан теплой вкусной воды.

— Чувак, ты дрожишь, что ли?

— Я слишком остыл.

Лор смеется и смотрит на него.

— Или слишком распалился. Иди отсюда. Я сам справлюсь.

Риодан смотрит на мой пустой стакан. Я уже выпила целый графин и хочу еще.

Интересно, что ему нужно и почему он дрожит. Если это его слабость, я хочу знать о ней все. Плохо, что я вот-вот опять вырублюсь.

Риодан поднимается.

— Позаботься о ней.

Он выходит.

Лор говорит:

— Спи, детка. Я вернусь, ты и глазом моргнуть не успеешь. С шоколадками.

Я откидываюсь на подушки, сворачиваюсь в клубочек и вздыхаю. Шоколадки. Жизнь прекрасна. А мне нужно только лежать в уютном теплом гнездышке и ждать. Они нагрели для меня одеяла. Кто-то принесет мне шоколадные батончики в постель.

Я собираюсь проспать несколько дней.

Интересно, что же случилось. Мне не терпится поговорить с Танцором. Но придется подождать.

Я уже отключаюсь снова и тут внезапно дергаюсь, снова вся на нервах. Осознание бесит меня до мурашек.

Я знаю, почему Риодан так смотрел на Джо!

Потому что они сейчас в его кабинете обо мне разговаривают! Джо же волнуется за меня, потому что я почти умерла.

А еще они пытаются выяснить, что со мной делать, раз уж я не следую правилам и почти убила себя сегодня. Терпеть не могу, когда взрослые начинают вести свои дурацкие переговоры обо мне. Они всегда заканчивают это дело выговором, выдают длинный список новых правил, которым никто не будет следовать, потому что эти правила ни фига не логичные и вообще глупые.

Ну откуда, блин, я должна была знать, что, если дотронусь до какой-нибудь мелочи, это выбьет меня из скоростного режима? Почему он не сказал? Я бы тогда не сделала этого.

Размышляя о том, как я чуть не убила себя сегодня, а точнее, как онв этом виноват, я начинаю закипать и согреваюсь изнутри от чистого бешенства. Я выбираюсь из-под груды одеял, беру меч и, спотыкаясь по дороге до двери, выползаю в коридор. Смотрю вправо-влево и никого не вижу. Потому что все, наверное, собрались у него в кабинете меня обсуждать.

Я зигзагами иду по коридору, от стены до стены, чтобы за них подержаться, и, когда добираюсь до двери в его кабинет, прикладываю ладонь туда, куда он обычно кладет свою. Дверь скользит в сторону, открываясь. Я не жду, пока она совсем уйдет в стену, и начинаю заранее:

— Это не

моявина, что я чуть не погибла, чувак. Это ты виноват, и вот по… о-о-о-ой, фу!

Я трясу головой, в ужасе и… и… и…

В ужасе.

Челюсть у меня отвисает, но я ни слова не могу выговорить.

Риодан оборачивается на меня через плечо.

У него там Джо, но они не разговаривают. Она перегнулась через его стол с задранной юбкой. А он делает то, чего я с его участием больше никогда не хотела видеть. Святые туристические агенты! Я что, попала во временную петлю, или что? Ну сколько мне понадобилось времени, чтобы сюда прийти? Взрослые хоть что-то другоеделают, прежде чем перейти вот к этому? Ну, например, обнимаются, или целуются, или хоть разговаривают пару минут… Я двигаюсь быстро и все такое, но блин! Мне как-то казалось, что неплохо бы начинать помедленнее, с чего-то хорошего, давая себе время подготовиться к тому, что происходит!

Джо ахает и ярко краснеет.

— Ой! Дэни! Уйдиотсюда!

Я вижу больше Джо, чем мне хотелось бы.

Нет, они не говорят обо мне.

Они обо мне даже не думают.

Словно я там не валяюсь при смерти через пару дверей по коридору, обо мне совершенно никто ну ни капли не волнуется!

— Ах ты предательница! Спишь с врагом! Что с тобой не так? У меня, блин, от вас глаза выпадут!

— Возвращайся в постель, Дэни, — говорит Риодан, странно на меня глядя.

Я ненавижу его, я ненавижу ее, я ненавижу эту дурацкую скользящую дверь.

Ею даже хлопнуть не получается.

Просыпаюсь я с отличнейшим самочувствием. Обычно после сна я разбитая и не в себе. И теперь думаю, может, нужно умирать почаще. Понятия не имею, с чего мне так хорошо, но мне это нравится, и я потягиваюсь, наслаждаясь всем, чем могу. Мышцы совершенно гладкие, довольные и расслабленные, и я нигде не чувствую ушибов, что просто невероятно. У меня всегда хоть где-нибудь да есть зажимы. Синяки мое все. Но сейчас такое ощущение, что мне выдали новое тело! Я, наверное, в каком-то непроснувшемся состоянии, которое мне незнакомо: мозг включается, а тело еще спит. Я чувствую, что где-то подо мной лежат шоколадки, расплавившиеся в моем теплом гнездышке. Одну я раздавила между щекой и подушкой, вторая ощущается под задницей. Я их вытаскиваю, разрываю на первой обертку, съедаю ее, не открывая глаз, и… я совершенно счастлива. К такому можно и привыкнуть. Ни тебе боли, ни шишек, да и завтрак в постель…

А потом я вспоминаю, где я.

В Честерсе.

И вспоминаю, чтовидела прежде, чем рухнула спать.

Риодана, который проделывает грязные штучки с Джо.

На его столе.

Фу!

Никогда больше не смогу смотреть на его стол! Как мне теперь сидеть у него в кабинете?

Я так злюсь, что ракетой вылетаю из кровати и проглатываю оставшуюся половинку батончика настолько быстро, что она застревает в горле.

Я начинаю давиться, и тут внезапно мне в спину врезается чей-то кулак. Рот открывается, половинка непрожеванной шоколадки вылетает в стеклянную стену и расплывается по ней коричневой кляксой. Для меня, так рано утром, это немного слишком. Желудок подпрыгивает, и я сгибаюсь пополам, пытаясь удержать его на месте.