В оковах Шейха
Шрифт:
Её должен полюбить собственный брат. Что случилось, что он чувствовал себя настолько неспособным любить Атию? Какое у него было детство? Школа-интернат, причем с самого раннего возраста по слухам. Но почему, когда его отец только недавно умер? Зачем ему было отдавать своего ребенка?
Она забралась обратно в постель и поджала колени под скрещенные руки, стараясь не думать о том, что в Сиднее середина дня, а не середина ночи, стараясь не думать о встрече с Рашидом за завтраком, о которой она просила, и которая теперь казалась такой близкой, время приближалось к каджарийскому утру. Думая вместо этого
Она думала, что ей не все равно все это, потому что она хотела бы, чтобы Атия была счастлива. Она вытянула ноги и откинула голову на свои глубокие, гостеприимные подушки. Это не имело ничего общего с болью, которую она чувствовала в глазах Рашида.
Все, чего она хотела, это чтобы Атия была счастлива.
Это было все.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Мягкое небо за ее окнами было покрыто слоями розового и голубого, как сахарная вата, когда встала Тора. Атия булькала и осматривала свои руки и пальцы, когда Тора выглянула из-за ее койки.
— Доброе утро, красавица, — сказала она, только чтобы быть вознагражденной широкой, липкой улыбкой, которая заставила ее сердце петь. — О, ты моя, милая, — сказала она, поднимая ее, когда появилась Юсра с подносом кофе.
— Она проснулась? — Спросила девушка.
— Да, и она улыбается. Смотри, — И Юсра подошла ближе и пощекотала ей животик, а малышка задрыгала ножками и издала звук, похожий на икоту, и обе женщины засмеялись.
Они играли с ней, пока не подошло время встречи Торы с Рашидом. Снаружи, на террасе, шли приготовления, она слышала, как кто-то отдавал распоряжения, пока персонал накрывал стол на двоих. Завтрак на террасе с видом на бассейн? Это было бы достаточно приятно, если бы только не напоминало ей о том, что произошло на террасе прошлой ночью.
Она закрыла глаза, скрутила волосы в пучок и приколола его к голове, пытаясь сосредоточиться на том, как она собирается свести Рашида и Атию, и не думать об этом поцелуе. Ей действительно нужно было бы держаться на расстоянии, особенно когда бархатные тени ночи ласкали ее душу и затуманивали ее логику. Больше никаких ночных блужданий для нее. Больше не предполагать, что она была одна. И определенно больше никаких поцелуев. Она прикоснулась пальцем к губам, удивляясь, как мужчина, такой жесткий и холодный, может быть таким нежным и теплым...
Она покачала головой, чтобы прогнать эту мысль. О, нет. Она бы не повторила эту ошибку снова. Если бы она не держала Атию, она не знала, чем бы это могло закончиться.
Лгунья. Она точно знала, чем.
На спине.
Или в душе.
Нет! Она не могла позволить себе думать о той ночи в Сиднее. Это было в прошлом, когда они были не более чем незнакомцами в ночи. Теперь все было по-другому. У нее была работа, которую нужно было сделать, и она докажет ему, что он не может просто щелкнуть пальцами, чтобы добиться своего. Если она больше ничего не добьется до своего отъезда, она покажет ему, что он может любить Атию.
Она в последний раз проверила прическу и макияж, прежде чем нанести нейтральный блеск для губ. Такая, хладнокровная и профессиональная, по крайней мере, снаружи, именно такой, какой ей нужно было быть для
* * *
Когда она подошла, Рашид уже сидел за столом и читал какие-то бумаги. Солнце все еще стояло достаточно низко, чтобы не причинять им неудобств, но в воздухе чувствовалось обещание жары. Он неодобрительно взглянул на нее.
— Тебе что, больше нечего надеть?
Тора вздохнула, садясь. Если она думала, что его откровенность прошлой ночью могла бы сделать его отношение к ней менее враждебным, она ошибалась. Стены между ними снова воздвиглись, не то чтобы она собиралась позволить ему испортить ей хорошее настроение.
— И тебе доброго утра. Надеюсь, ты хорошо выспался.
Он хмыкнул, когда появился официант, положил салфетку ей на колени и принес блюдо с йогуртом и фруктами, прежде чем спросить, не хочет ли она чаю или кофе. Она улыбнулась и попросила кофе, ожидая, пока его нальют, все время осознавая, что мужчина напротив кипит там, со своего места.
— Прекрасное утро, — сказала она, когда официант удалился.
— Ты не можешь ожидать, что будешь носить... — он презрительно кивнул в сторону ее одежды, игнорируя то, что она сказала, — ... это каждый день.
Тора посмотрела на свою одежду, на рубашку и юбку с короткими рукавами, свежую и, насколько она знала, без детской рвоты.
— А что не так с тем, что на мне надето?
— Ничего, если тебе нравятся эти скучные рубашки, которые ты, наверное, называешь униформой. Для справки, мне они не нравятся.
— На тебе тоже рубашка. — Хотя, честно говоря, она была чертовски сексуальнее, чем у нее, белый хлопок был таким тонким, что она могла видеть оттенок его кожи и темные круги ареол там, где ткань касалась его груди. Черт. Она отвела взгляд и сосредоточилась на своем кофе.
— Ты не могла найти что-нибудь более подходящее?
— Забавно, — сказала она с улыбкой, отказываясь поддаваться мрачному настроению Рашида, — но по какой-то странной причине я, кажется, оставила всю свою курортную одежду дома. Поди разберись. — Она пожала плечами. — Кроме того, мне действительно нравится моя форма. Это удобно, практично и отпугивает мужчин ну, обычно это отпугивает мужчин ... за исключением присутствующих, конечно. — Ее подруга Салли всегда шутила, что она надевает свою униформу как форму самозащиты от нежелательного внимания, она была не совсем права, но, как правило, это не вызывало у Торы особого интереса со стороны противоположного пола. — Мужчинам не должны нравиться женщины с книжной внешностью. Если подумать, ты пропустил эту заметку?
Он нахмурился.
— Что тебя так развеселило?
— Ты имеешь в виду, помимо того, что я вижу тебя? — Спросила она, ухмыляясь, потягивая кофе, наслаждаясь пьянящим ароматом пряного напитка, прежде чем продолжить:
— Прекрасный день. Атия улыбнулась этим утром. Может быть, тебе стоит попробовать как-нибудь вырвать листок из ее книги.
— Она улыбнулась, — сказал он, слегка нахмурившись. — Это хорошо?
— Это лучше, чем хорошо, это здорово. Это первая улыбка, которую я вижу у нее. Ты ведь хочешь, чтобы она была счастлива, не так ли?