В открытом море(изд.1965)-сборник
Шрифт:
Нина, наконец, не вытерпела и заявила:
— С ними что-то стряслось. Я пойду в поселок. Слухи быстро разносятся. Там знают.
— Как же ты пройдешь, если такие парни не сумели? В наших местах, наверное, засада за засадой. И на дороге фары так и светятся. В поселке нельзя появляться новому человеку.
— Но нельзя же сидеть сложа руки и ждать! Может быть, нам удастся что-нибудь сделать.
— Для этого надо пробираться в штаб, идти по тем же тропам в лес. Наш район, наверное, под наблюдением. Эсэсовцы теперь вынюхивают каждый километр. Как бы нам не пришлось завалить проход в пещеру с суши.
— Тогда тем более надо предупредить наших. Переправьте меня ночью к скалам. Помните, где в прошлом году прятали катер? Я на тузике до берега дойду, вытащу и замаскирую…
— Но как же одна и ночью? — сомневался отец.
— Так же, как и другие. Не считайте меня трусливей вас, я ни разу не подводила. В воскресенье будет толкучка, хозяйки и девчата с виноградников пойдут на базар, и я к ним по пути пристану. Никто и не подумает проверять.
— Предположим, что тебе это удастся. А обратно как же?
— Вы меня подождете до темноты или, лучше, снова морем придете. Я буду уже у скал на тузике с сигнальным фонариком.
— Э-э, родная, не все ты додумала. Нельзя же оставлять одну Катю с больными. Теперь здесь наблюдай да наблюдай.
Чупчуренко приподнялся, внимательно прислушиваясь к разговору отца с дочерью.
— Считайте и меня в строю, — предложил вдруг он. — Хватит болеть. Я могу нести вахту. В случае беды — одной рукой отобьюсь.
— А вы не храбритесь? — усомнился Тремихач.
— Стрелять ему, конечно, рановато, — сказала девушка, — но наблюдать Чупчуренко сумеет. Температуры нет, заживление проходит нормально.
— От него больше ничего и не потребуется, — сказал Калужский. — Я все подготовил к взрыву. В случае опасности Чупчуренко придется только поджечь запальный шнур — и вход с суши будет засыпан.
— Вижу, что вы все в заговоре с дочкой, — подозрительно и вместе с тем хитровато поглядывая на свое немногочисленное войско, сказал Тремихач. — Хорошо, готовься, Ежик. Завтра ночью, если они не вернутся, выйдем в море.
Молодой кареглазый и курчавый партизан Тарас Пунченок со своей диверсионной группой с рассвета вел наблюдение за немецким пропускным пунктом на перекрестке трех дорог.
Партизанам стало известно, что для усиления гарнизона в их район прибывает новая воинская часть гитлеровцев. Но по какой дороге она пойдет, никто не знал, а «новичков» надо было встретить таким громом, чтобы они с первых же дней научились бояться лесных жителей.
Пунченок, на всякий случай, заминировал обе проселочные дороги и оставил дежурных запальщиков, которые, по его сигналу, должны были присоединить провода к скрытым в кюветах контактам. Из предосторожности они не оставили на поверхности проводов, чтобы гитлеровцы прежде времени не обнаружили их. Но на главном пути подрывники не сумели заложить взрывчатку, — по шоссе то и дело сновали мотоциклы жандармов и чаще обычного проходили патрули с собаками.
«Как обработать шоссе? — лежа в кустах, думал Пунченок. — Автоколонна может свернуть с шоссе у самого поселка. Тогда пропала взрывчатка и работа двух бессонных ночей. Если бы овладеть контрольным пунктом и направить машины на заминированную дорогу… Но как это сделаешь?»
Пунченок издали заметил приближавшуюся румынскую повозку.
Повозка неожиданно остановилась против притаившегося партизана. С нее спрыгнули на землю два немецких солдата и прошли в кусты.
«Секреты, видно, расставляют. Значит, автоколонна скоро пойдет, — строил про себя догадки Пунченок. — Ну конечно. Вон они уселись переобуваться… Еду достают… Надолго застрянут…»
Партизан отполз к двум своим товарищам, сидевшим поблизости, и шепотом сказал:
— Надо без шума приколоть. Их автоматы и плащи пригодятся. Вы вдвоем наваливайтесь на высокого, а я справлюсь со вторым. Только смотрите, чтоб пикнуть не успел.
Партизаны повытаскивали увесистые, выточенные из напильников стальные ножи, запихали их за голенища сапог и, крадучись, осторожно ставя ногу с пятки на носок, стали приближаться к ничего не подозревавшим пришельцам.
Пунченок, как более ловкий, раньше товарищей оказался за спиной своей жертвы. Преградой оставался только небольшой куст. Выжидая, когда приблизятся с другой стороны партизаны, Пунченок поднял руку, чтобы дать знак товарищам для одновременного нападения. И вдруг услышал русскую речь:
— Тряпки, которые дал Калужский, у тебя? — спросил меньший.
— Тут они, — ответил сдержанным басом второй.
«Кто такие?.. Почему, по-русски говорят? Не чеемы ли в самом деле?» — застыв в напряженной позе, в недоумении соображал Пунченок.
До партизан доходили слухи о появлении каких-то храбрых и неуловимых мстителей, метящих свои жертвы двумя непонятными буквами, но они не очень доверяли фашистским бредням и приписывали все слухи страху солдат, перепуганных таинственным исчезновением зондерфюрера. Теперь же Пунченок собственными глазами видел странных парней, говорящих по-русски. «Может, действительно существуют чеемы? По слухам, они мастера переодеваться. Своих бы не прирезать…»
На всякий случай Пунченок просигналил товарищам, чтобы те остановились там, где находятся, и еще больше напряг слух.
В этот момент у кого-то из партизан под ногой хрустнула ветка. Странные пришельцы вскинули головы.
— Слышал? — спросил шепотом меньший и торопливо сунул руки под плащ.
— Не хватайтесь за оружие, нас здесь много, — сказал Пунченок. Он поднялся с занесенной над головой гранатой.
— Вверх руки!
— А ноги куда деть? — видя перед собой грозного парня в гражданском, как можно наивнее спросил Чижеев.
Пунченок заметил, что из-под плаща насмешника выглядывает наведенное на него дуло автомата.
— Учтите: ваши головы взяты на мушку. Одно неосторожное движение — и в них появятся дырки, — предупредил партизан. — Вытащите руки из-под плащей.
— Не можем, погода мокрая… насморка боимся, — продолжал так же насмешливо Чижеев.
Видя, что противников не запугаешь и что они только по одежде походят на немецких солдат, Пунченок решился задать вопрос в лоб: