В отрыве
Шрифт:
Почти сразу же за врачами прибыл тот самый Лёха, второй друг Вадима. В отличие от Филиппенко служивый человек понял всё без слов и задал лишь один вопрос:
— По какой схеме будем разгребать это всё?
— А сам что предложишь? — спросил я и кратко обрисовал ситуацию.
Алексей некоторое время подумал и предложил вариант:
— Если Ваш друг остановился тут инкогнито, и Вы хотите сохранить в тайне его пребывание в отеле, то мы можем поступить так: этого старика, которого Вы убили, выдать за нашего гостя. А далее можно ничего особо и не придумывать. Есть те, кто на него напал. Вот они
План был хорош, и всё в нём было замечательно, кроме одной мелочи. В эту схему никак не укладывался выживший помощник Соскинда. Это было слабое место. Парень мог всё испортить, дать показания в полиции или КСК, рассказать о произошедшем своим товарищам.
Надо было принимать очередное важное решение. И оно было нелёгким. Нельзя сказать, что это был единственный вариант, но он нас устраивал. Искать другие, не было ни времени, ни желания. Как бы мне ни было трудно, как бы ни противилось всё моё естество такому поступку, напоминая, что к раненым врагам следует проявлять сострадание, но это действительно был оптимальный вариант. И немного утешало то, что, во-первых, я это делал не ради мести или удовольствия, а во-вторых, это не мы пришли к этим ребятам домой.
— Колян, — я обратился к другу, внимательно слушающему мой диалог с Алексеем. — Ты всё слышал. У нас есть небольшая проблема — выживший с той стороны. Я не могу приказывать…
— Не проблема, — перебил меня друг.
— Только не надо шуметь, мало ли, — я кивнул на приехавших врачей.
— Понял, — Колян достал из-за пояса нож и отправился в комнату с ранеными.
Я в очередной раз отметил, с какой лёгкостью мой товарищ пошёл убивать. В этой ситуации он действовал нам во благо, и не мне было его за это осуждать, но всё равно такое спокойствие и невозмутимость немного пугали. Особенно в свете постоянно висевшего квеста на разгадку какой-то неизвестной тайны Николая Кабанова.
И как я ни старался сразу же переключиться на другие дела, на душе сделалось тяжело от того, что я вынес выжившему парнишке смертный приговор. Чтобы как-то успокоить совесть, лишний раз напомнил себе, что это не я отправил беднягу в номер к Соломонычу, и что он сам пришёл сюда убивать. Легче особо не стало, поэтому я пошёл к раненому другу, чтобы просто переключить свои мысли на другое.
Врачи уже полным ходом оказывали первую помощь Соломонычу, Вадиму и выжившему охраннику. Минут через десять они сообщили, что можно покидать отель. После этого нашего старшего товарища унесли в машину, и мы последовали за ним.
Перед уходом я подошёл к телу Соскинда. Его уже переложили на стол и накрыли простынёй. Я поймал себя на том, что смутно помнил момент, когда расстрелял его. На меня тогда словно что-то нашло, и я не мог понять, была ли это естественная реакция человека на такой стресс, или же Система уже начала менять моё сознание. Я убил человека. Плохого ли, хорошего ли, это было неважно. Я отнял у него
Я попрощался с Вадимом, поблагодарил его, попросил ещё раз прощения, и мы покинули номер. После нашего ухода Алексей должен был тут же вызвать настоящую скорую помощь и полицию.
Мы с Гариком решили отвезти Соломоныча в подпольный госпиталь, а после этого выдвигаться к Точке. К тому времени как раз должен был собраться наш отряд и подвезти оружие. В машину скорой помощи также перенесли и Катю.
По дороге Соломоныч снова пришёл в себя. Ему уже сделали несколько обезболивающих уколов и обработали раны, было видно, что ему стало легче. Кате тоже вкололи сильный обезболивающий препарат.
Я снова отправил Системе запрос на принятие моего старшего товарища в клан, сам коммерс это подтвердил, и мой клан «Свободные люди» увеличился в полтора раза: с двух человек до трёх.
— Соломоныч, скажи, пожалуйста, за что тебя так пытали? — спросил я старшего товарища, после того как мы завершили все процедуры по приёму в клан.
— Да всё за то же, — улыбнулся хитрый коммерс. — Хотели выяснить, где общак клана.
— А почему ты им не сказал? Какая тебе уже разница была? Ты же всё равно «отъезжать» собрался. А тут такие мучения напоследок.
— Макс, я честно не помню, где этот долбанный общак!
— Да вот не верю я, чтобы ты куда-то задевал столько денег и не помнил! Без обид, но не верю!
— Ну вот и они не поверили, — вздохнул Соломоныч. — Непонятно только как они меня нашли?
— Это-то как раз понятно. Герасим, друг твой, крысой оказался.
Я подумал, что человека, устроившего нам столько неприятностей, стоило внести в кос-лист. И не только подумал, но и тут же и внёс. Причём не только в свой персональный, а ещё и в кос-лист клана. После чего опять поймал себя на мысли, что медленно, но верно становлюсь Игроком.
— Я вот только не могу понять, как ты крышей не поехал? Катя с Коляном от головной боли на стену разве что не лезли.
— Да какая там боль, Макс? Я кайфовал! Ты не представляешь, какие возможности открываются, когда ты не боишься передоза. Сейчас, когда у меня снова появилась возможность жить, я ни за что бы не вынюхал и половины того, что употребил за эти два дня. Ты же помнишь, какая у меня стояла задача.
— Помню. Надеюсь, у тебя за два дня зависимость не появилась.
— Это вряд ли, — успокоил меня Соломоныч. — Но отходняки, думаю, будут неслабыми.
— Всё равно странно. Насколько я знаю, народ какими только обезболивающими не пытался сбить действие синдрома, ни у кого ничего не получилось. А ты говоришь, что даже голова не болела.
— Ну не знаю, может, это на кокс такая специфическая реакция. Какая разница? Главное, что это сработало!
— Большая разница! — я посмотрел на Катю, лежащую на соседних носилках. — У тебя ещё кокс остался?
— Да вроде. Пошарь у меня по карманам. Я сам не могу. А тебе зачем? Приободриться решил?