В оврагах слишком много лебеды…
Шрифт:
– А наши мечты?
Она опустила голову на ладони и горько заплакала, плечи её вздрагивали от всхлипов. Он нежно, словно маленькую девочку, гладил её по голове.
– Пойми, я теперь ещё сильнее должна молиться – раньше Бога я просила, а теперь должна Его благодарить, я не хочу быть неблагодарной! Я обязана Богу за то, что Он спас моего мужа от смерти. Я обязана. Это – мой долг.
Мать Евдокия и Андрей были так увлечены разговором, что не заметили, как в сквер зашёл Владыка. Монахиня испуганно вскочила с лавки. Затем низко поклонилась ему и почтительно поцеловала Преосвященному руку.
– Слышал о твоей радости, мать Евдокия, – неторопливо произнёс Владыка. – Решай сама. Случай у тебя житейский очень сложный. Но у Бога добрая воля на всё, только помни, что постриг ты тоже по доброй воле приняла.
– Владыка, я уже приняла решение. Я должна теперь ещё сильнее благодарить Бога за чудесное освобождение мужа из плена. Я должна молиться за здравие воинов и за то, чтобы люди отказались от войны! – глаза монахини засияли особым неземным светом.
И тут Андрей упал на колени перед Владыкой:
– Владыка, благословите меня!
– На что? – удивился монах.
– На постриг, тоже хочу отблагодарить Бога и быть поближе к жене – хотя бы в одном городе.
– Ну, поближе к жене ты не будешь, другая у тебя жена будет, всем женам Жена – Царица наша небесная! Что ж… благословляю тебя, раб Божий Андрей, год ходить в послушниках в мужском монастыре, а почти через год после примерного послушания, «22» сентября, принять постриг с новым именем Никита. Будешь ты у нас воином-победителем! – с этими словами Владыка благословил Андрея, перекрестил его и дал ему свою руку для целования.
Зазвонил колокол к вечерней службе, и нежно полились светлые молитвы монахинь. А на Руси есть свои молитвенники, и всем нужны их тихие молитвы.
Смерть
Николай умер.
Вчера ещё он был Николаем Николаевичем Николаевым, а сегодня …
Вокруг стоял густой туман, и в нём раскачивалась на качелях маленькая, необыкновенно бледная лицом девочка.
– Ты кто? – спросил он со страхом.
– Я? Я – смерть! – не раскрывая голубых губ, произнесла девочка. – А кто ты?
– Друзья называют меня Коляном! – с гордостью произнёс господин Николаев.
– Друзья? И разве у тебя нет человеческого имени? – девочка с интересом посмотрела на мужчину, а затем в полёте схватила кусок тумана и слепила из него нечто вроде зеркала. «Зеркало» плавно поднялось и повисло в воздухе. В нём Николай увидел себя за столиком в баре с пьяными товарищами. Они играли в карты. – Ты про этих друзей говоришь?
– Да… – уверенно сказал умерший, но, присмотревшись повнимательнее, он заметил, что у одного его «друга» вместо носа – пятачок, у другого – рога на голове, у третьего – копыто, а четвёртый вообще прячет хвост под столом.
Девочка выжидательно смотрела на Николая.
– Но ещё буквально сегодня утром они были людьми! – воскликнул он.
– Они никогда людьми не были. И ты – тоже, – грустно вздохнув, сказала малышка.
– Я не хочу умирать! – заплакал покойник.
– Но ты уже умер!
– А почему ты не старая и не с косой, как тебя рисуют? Говорят, что ты должна быть страшной!
– А я и есть страшная: самая страшная – для тебя! – девочка продолжала раскачиваться на качелях. – Всем даётся по вере. Тебе – чёрный чулан без окон со змеями и слизняками.
– За что? – в ужасе закричал Николай.
– А что ты так переживаешь? – спокойно спросила девочка. – Ты же даже и не человек! Тебе и чулан за счастье! О тебе и плакать никто не будет!
– А жена и моя дочка?
– Жена и дочь? – девочка удивилась, а потом посмотрела в зеркало. Николай увидел, как «друзья» притащили его пьяного домой. Надя горько заплакала:
– Опять ты, нехристь, всю зарплату пропил!
– Сама заработаешь, дура! – грубо прервал он свою жену.
– У нас даже дочке на еду нет денег, не то что на одежду! – слёзы катились по морщинистому лицу жены.
– Заткнись! – заревел пьяница и ударил Надю. Жена упала. Тут к матери подбежала испуганная необыкновенно худенькая девочка в грязном рваном платьице:
– Мамочка, тебе больно? – девочка взяла мамины жёсткие, в мозолях от непосильной работы руки в свои маленькие ладошки, на которых от необыкновенной худобы выступили капилляры. Лиза начала горячо целовать мамины ладони:
– Мамочка, не плачь, я тебя так сильно люблю!
– А ну пошла отсюда, малявка! – замахнулся, но не ударил её отец.
Лиза от страха вздрогнула и прижалась к стене, а отец всё продолжал и продолжал избивать мать.
– Мамочка, миленькая, не умирай! – навзрыд плакал ребёнок, затем, уже не в силах более плакать, девочка огляделась вокруг и увидела старую деревянную ложку, что ей заменяла куклу. Она взяла свой старый носовой платок, завернула в него свою «дочку» и стала её баюкать:
– Спи, моя доченька, ты не бойся, моя маленькая: если я стану сиротой, я тебя здесь, с моим отцом, никогда не оставлю!
Девочка от переживаний заснула на полу, нежно обнимая свою «дочку». Приехала скорая, но было уже поздно: Николай выбил из Надежды их вторую дочку. Маленькое тельце ещё трепыхалось на пуповине, девочка жалостливо размахивала своими ручонками, но потом всё затихло… Врачи увезли Надежду в больницу. Потом в комнату вошла их добрая соседка, укоризненно покачала головой, закутала спящую Лизу в выцветшее одеяльце и унесла с собой:
– Изверг, – обернувшись уже у двери, произнесла она.
Бледная девочка молча смотрела на Николая.