В ожидании Догго

Миллз Марк

Я привел сюда пса, чтобы он размял лапы, впервые после исчезновения Клары как следует побегал на свободе. Не захотел. Да, отходил в сторону, тыкался мордой в корни деревьев, но не спускал с меня глаз. Значит, Догго доверял мне, чего я раньше не замечал. Хотя не исключено, что он представлял главным именно себя и следил, чтобы я не озорничал.

Был замечательный, солнечный, ветреный майский день, и я решил доставить нам удовольствие, сделав круг на лодке по Серпантину. Догго бесстрашно вскочил на борт и, устроившись на носу и положив

лапы на планшир, взирал на воду, как с палубы юта капитан. Подергивал задними лапами и поскуливал всякий раз, когда мы проплывали мимо уток. Вряд ли ему нравилось сознавать, что им, как другими собаками, владеют низменные инстинкты.

Вчера вечером чуть не сорвался мой воскресный обед с сестрой. В тот момент, когда она открыла дверь своего дома, мне захотелось повернуться и уйти.

– Боже, собака! – воскликнула Эмма.

Я люблю сестру. Разумеется, люблю. Когда разошлись мама с папой, Эмма заменила мне их. Просто я уже пять лет не видел ту сестру, которая бы задушила меня в объятиях и отпустила бы шутку по поводу того, какое дрянное красное вино я принес. Эмма почему-то решила, что теперь в ее жизни все должно быть «так, а не иначе». Явление брата с собакой – непредвиденный раздражающий фактор, деталь, какую сестра пыталась вписать в представление о том, как она проведет следующие несколько часов.

– Не беспокойся, он уже почти научился проситься на улицу.

– Дэн!

– Шучу.

У Эммы с Данканом было двое детей. Мило, вечно хныкающий карапуз-двухлетка, спал наверху. Шестилетняя Алиса играла на пианино в кухне-столовой в подвальном этаже. Она-то и была причиной, почему я согласился на этот обед.

– Кто там так ужасно шумит? Ах, это ты! – Она увидела меня на лестнице. – Дядя Дэн! – Девочка свалила стул, перепрыгнула через него и обхватила меня за пояс.

– Что ты мне плинес?

– Принес, – поправила Эмма.

– Почему ты решила, что я тебе что-то плинес?

– Потому что ты всегда плиносишь. Ты мой крестный! – На лестнице появился Догго, и девочка изумленно распахнула глаза. – Ты плинес мне собаку?

– Принес, – повторила Эмма. – Это собака дяди Дэна.

– Его зовут Догго, если ты не предложишь кличку получше.

Маленькое личико Алисы посерьезнело. Она долго думала и наконец произнесла:

– Хорошая кличка.

Я сделал вид, будто испугался.

– Ой! – похлопал себя по карману джинсов и с удивленной миной достал пакетик. – Что это у меня такое?

– Мне! Мне! – закричала Алиса.

Это было серебряное ожерелье.

– Символ мира, – объяснил я.

– Мира?

– Потому что в мире очень много войн и убийств.

– Ты еще ей покажи фотографии насилия в Интернете, – усмехнулась Эмма.

– Хорошее, – расцвела Алиса. – Надень на меня.

Данкан находился в саду и махал над мангалом куском картонки.

– Проклятый уголь совсем отсырел. Всю зиму пролежал в сарае. Рад тебя видеть. – Он прервал процесс махания, чтобы пожать

мне руку.

Данкан хороший малый, из тех, кого хочется иметь рядом в окопе, парень, кому можно было бы сказать: «Данкан, старина, капитан спрашивает, не сгонял бы я по-быстрому в разведку на ничейную землю, а у меня жутко болит голова». И он бы пошел за тебя, вернулся невредимым и, не исключено, заодно заработал бы медаль. Данкан совершенно не похож на прежних партнеров Эммы, слабаков, которые, когда я был юнцом, учили меня ругаться, курить и слушать Боба Дилана.

– Я расстроился, узнав о вас с Кларой, – смущенно произнес он. – Поставил бы пять к одному, что вы не сойдете с дистанции.

Данкан всегда любил делать ставки. Смотрел на жизнь, просчитывая шансы. Но больше не играл – Эмма не разрешала. Разве что на работе, где занимается торговлей облигациями итальянского банка.

– Может, все еще образуется?

– Вряд ли.

Я действительно так считал. Пару недель изнывал от жалости к себе – был сбит с толку, чувствовал себя уязвленным, даже жаждал мести. Но не стал одним из тех жалких идиотов, которые разжигают в себе ненависть к людям, решившим от них избавиться.

– Сорвалась с места? – Взгляд Данкана стал задумчивым. – Ты не знаешь, куда она делась?

– Нет.

Он снова начал махать картонкой.

– А мне она нравилась.

– Правда?

– Точно. По большей части.

– Ее бы непременно тронуло, знай она, что нравилась тебе по большей части.

Данкан всегда смеялся, как плохой актер по заказу, и теперь сдавленно проквакал:

– Ха-ха-ха. Не могу утверждать, что с ней всегда было просто.

Это он так вежливо выражался, а имел в виду, что порой Клара совершенно слетала с катушек.

Я пришел первым, но был не единственным гостем. Ждали еще семейную пару Хьюго и Люсинду, с которыми я уже несколько раз встречался, и Фрэн – приглашенную для меня девушку, работавшую в банке Данкана исследователем-аналитиком. Я решил, что ее пригласили для меня, поскольку она одного со мной возраста. Фрэн замкнута, раздражительна, иронична. Она нелицеприятно отозвалась о Догго, пренебрежительно об Ислингтоне, где мы все собрались, и бросала ехидные замечания о родителях, бесконечно бубнящих о своих детях. Вполне достаточно, чтобы оттолкнуть от себя любого через двадцать минут.

Пока Данкан сражался, стараясь не позволить распластанной ноге барашка превратиться в уголь, я смотрел на Фрэн через тиковый стол в саду и удивлялся: почему умной женщине нравится выводить из себя людей? Складывалось впечатление, что она сознательно совершает социальное самоубийство. От этого Фрэн, конечно, кажется исключительно интригующей, но лишь потому, что привлекательна. Не будь у нее такой внешности, сидела бы она у себя дома.

Когда Фрэн прошлась по одержимости среднего класса употреблять в пищу органические продукты, у меня именно это невольно и сорвалось с языка: