В ожидании зимы. Черный ельник
Шрифт:
От неожиданности мы чуть не заорали. Возле печи стоял домовой с кривым караваем и затягивал свою песню с одухотворенным выражением лица.
— Угощайтесь пирогами! Ой! Заплетайтесь-ка ногами! Ой! От вина, от пива, Чтобы в рот, не мимо! Ой! Гости дорогие! Ой! Распрекрасны-ы-ы-ыя-я-я!Зинка схватила его за шиворот,
— Ах ты, гад лохматый! Ты что это наделал, а?!
Но Евпатий Гурьевич вдруг растворился в воздухе и появился уже на самом верху буфета.
— Ну, ведь возвернулись же! Чего злиться?! И вход закрылся, мы проверяли! Молодцы, клюковки!
— Слазь оттуда! — рявкнула Зина. — Иначе сама достану, хуже будет!
— Не слезу! — домовой показал ей кукиш. — Охолонули бы вы! Дело сделано, не воротишь!
— Ой, ладно… — устало вздохнула Марьяна. — Оставь его. Главное мы дома. Пусть чешет к себе на чердак и не высовывается. Предатель и брехло!
— Нет, так не честно! — мой запал еще не прошел. Хотелось хорошенько проучить Гурьевича. — У меня руки чешутся его отоварить!
— Все одно не поймаете, — обижено протянул домовой. — Только зря пыль поднимаете!
— Я в душ, а потом пирогом займусь. — Марьяна отмахнулась от него. — А этого в игнор.
Мне что-то тоже перехотелось гоняться за Гурьевичем. Я опустилась на стул и спросила:
— Зин, неужели все? Теперь нас никто не потревожит?
— Не знаю. Но если перстенек действительно так работает, то, наверное, уже нет. Мы скрыты от глаз Морока и его братьев, — ответила подруга, ставя чайник на печь. — И, слава Богу.
— А я вам каравай испек… — снова раздался голос Гурьевича. — Творожной… С коскою плетеною…
Мы не обращали на него внимания, и он замолчал.
Вернулась Марьяша, и в душ пошла Зина, бросив на домового злой взгляд.
— Я вот что подумала… А как же с санями быть? — вдруг спросила Марьяна, доставая муку из шкафа. — Так и будут в ельнике валяться? Жалко все-таки… Вещь хорошая…
— А куда их? Сюда все равно доставить не на чем, да и вместо снега теперь грязища, — мне тоже было жалко наше волшебное средство передвижения, но, а что делать?
— Вы что ли на самоходных санях прибыли? — домовой не терял надежды поговорить с нами. — И в ельнике их бросили? Зря… Они ведь пригодиться могут…
— На горбу их, что ли переть? — недовольно проворчала я, вступая с ним в диалог.
— Дык, зачем? — удивился Гурьевич. — Сядьте в них и заветные слова произнесите. Вы же как-то сюда доехали!
— И правда, нужно ночью сходить за санями, — сказала Марьяша. — Спрячем их в гараже.
Зина согласилась с нашим решением, что сани нужно забрать из ельника. Она даже похвалила домового за сообразительность, и от радости он тут же сполз с буфета.
— Может измиримся уже, али как?
— Измирилась бы я тебе! — прошипела я, показывая ему кулак. — Да ладно, поживи еще!
Но Гурьевич уже понял, что его простили, и уселся за стол, радостно
— Так что с проходом в Навь? — Зинка недовольно покосилась на него. — Решена проблема?
— А то! Все закрылось и пылью покрылось! — радостно заявил Гурьевич. — Тепереча за этим домом глаз да глаз нужен! Туды бы кого-то из наших подселить!
— С мужиками городскими что? — меня этот вопрос интересовал не меньше. — Они в Нави на живую воду посягнули. Неужели накажут их?
— А как же! Еще и как накажут! — закивал головой домовой. — За такие дела по головке не погладят! Навсегда в Нави останутся. На темной ее стороне.
— Перстенек точно нас от Морока скроет? — еще раз спросила я. — Или опять нам приключения на мягкое место обеспечены?
— Скроет, скроет… Все, избавились вы от внимания Морока, — успокоил нас Гурьевич. — Живите спокойно.
Чистые и довольные, что все проблемы решились самым распрекрасным образом, мы принялись праздновать. Пирог вышел чудесный, от вина внутри потеплело, и вскоре мы уснули под шум дождя, который припустил к вечеру с новой силой.
Домовой же доел пирог, сожрал свой каравай и допил вино. Пошарил в холодильнике в поисках колбасы. Запихнув в себя два толстых «кружальца», он громко проглотил их улыбнулся. После чего вывалился на буфете, свесив вниз босую ногу с волосатой пяткой. Дом погрузился в сонную тишину, разбавленную его урчащим храпом…
29
Танька закрыла двери на замок, потом подумала, вышла на улицу и закрыла все ставни, чтобы уж наверняка никто не узнал, чем она занимается. После чего она выключила свет, зажгла свечу и уселась на пол у теплого печного бока. Дрожащей рукой продавщица развернула тряпицу алого цвета и восхищенно ахнула. В свете дрожащего огонька драгоценные камни засияли всеми своими гранями. Такой красоты Танька еще никогда не видела в своей жизни.
— Какая красота… — прошептала она, осторожно беря в руки серьги. — Ну, вот как вас не взять было! Никто и не узнает!
Она продела их в уши и взяла зеркальце, чтобы полюбоваться на такую красоту. Подумаешь, в сокровищнице Мороза и так полно всякого добра. Подумаешь одни серьги!
— Динь-дилинь! Звон-перезвон! Жизнь твоя как сладкий сон! Загадай желание, Например свидание! Или бабью красоту, Если прям невмоготу! Можно денег два мешка! Не бывает их лишка! Торопись, скорей проси! Или локоть укуси!— Кто это говорит?! — испуганно воскликнула Танька, подскакивая с места. Она завертелась в поисках хозяина странного дребезжащего голоска. — Кто здесь?!