В память о Саре
Шрифт:
— Прямо перед вами, — сказал Майк и повторил слова Джоуны.
— Вы ведь не перезванивали ему, а?
— Разумеется, нет. Мне известны права Джоуны. И мы медь не хотим их нарушать, верно?
Лицо Меррика осталось невозмутимым. Можно кричать, визжать, рвать на себе волосы, посвящать его в интимные подробности своей личной жизни, можно сломаться и расплакаться на глазах у этого парня — а он и дальше будет смотреть на вас невыразительным взглядом, как будто вы спросили, нравятся ли ему бутерброды с колбасой.
Майк больше не мог смотреть на его лицо. Он уже собрался встать из-за
— Вам известно, что Джоуна умирает? — после короткой паузы спросил Меррик.
— Да. А вам?
— Как, по-вашему, где он скорее заговорит с нами? В тюремной камере или сидя в своем любимом домашнем кресле?
Майк потер лоб и попытался осмыслить происходящее. В закусочной было тихо, если не считать шуршания целлофана и легкого скрипа передвигаемых по полу картонных ящиков.
— Утром мы немедленно отправим куртку в лабораторию, — сказал Меррик. — Как только мне станет что-нибудь известно, я позвоню вам. А сейчас поезжайте домой и отдохните.
— Как скоро вы узнаете что-то определенное?
— Это зависит от того, насколько загружена лаборатория. Я позвоню вам, как только что-нибудь выяснится.
Чувствуя, как в груди закипает ярость, Майк сказал:
— Сегодня днем он был у отца Коннелли. Вы знаете об этом?
— Нет. Что произошло?
После того как Майк объяснил, что случилось, Меррик вовсе не выглядел удивленным. Майк понимал, что другие полицейские, такие как Тугодум Эд, следят за Джоуной, вот только он не мог говорить об этом. Если он это сделает, то признает, что нарушил условия своего испытательного срока, и отправится в тюрьму, а Джоуна будет преспокойно спать в своей постели.
— А как насчет сиделки из хосписа, которая ухаживает за Джоуной? Вы с ней разговаривали?
— Откуда вам известно, что к нему приставлена сиделка из хосписа?
— Сорока на хвосте принесла. Об этом все знают. Это правда?
Меррик кивнул.
— Да, ее призвали на помощь.
— И?
— Я прошу вас держаться от нее подальше.
— Я почему-то уверен, что ограничения моего испытательного срока не распространяются на сиделку.
— Вчера вечером кто-то позвонил в участок и сообщил, ч то на другой стороне улицы от дома Джоуны припаркован грузовичок. К сожалению, звонивший не рассмотрел ни лица водителя, ни номерных знаков. Если вы окажетесь рядом с Джоуной — хотя бы только для того, чтобы поздороваться, — ему достаточно снять трубку телефона и позвонить нам, и вы моментально отправитесь отбывать срок. А ведь вам грозит от пяти до восьми лет тюрьмы. И прямо сейчас я ничего не могу сделать, чтобы вмешаться.
— Парень с лучшим адвокатом всегда выигрывает, правильно?
— Благодаря О. Джею [6] мы стали жить в другом мире. — Меррик отодвинул в сторону свой кофе и перегнулся через стол. На лице его появилось серьезное выражение. — Правда состоит в том, что вы мешаете расследованию.
Причем очень сильно мешаете. Когда все случилось, Джоуна охотно
6
Меррик имеет в виду О. Джей Симпсона, знаменитого американского футболиста и актера, обвиненного в убийстве своей бывшей жены Николь Браун-Симпсон и ее приятеля Рональда Голдмана 12 июня 1994 г. Это было самое затяжное судебное разбирательство в истории Калифорнии (более девяти месяцев), где такого рода преступления предусматривают смертную казнь. Несмотря на вроде бы неопровержимо доказанные обвинения, присяжные оправдали Симпсона.
Майк молчал.
— Джоуна живет взаймы. Я знаю, как получить от него то, что мне нужно, но для этого вы должны держаться как можно дальше от него, сиделки и всего этого дела. Предоставьте мне заниматься своим делом и беспокоиться о Джоуне. Возвращайтесь к своей прежней, нормальной жизни.
— У меня больше нет никакой жизни, — ответил Майк, — и я уверяю вас, что то, что от нее осталось, трудно назвать нормальным.
ГЛАВА 13
Бар располагался на окраине города, неподалеку от Челси, и носил весьма подходящее название «Последний приют». Заведение всегда вызывало у него в памяти черно-белый снимок, который он видел в катехизисе, еще когда учился в приходской средней школе: грешные души, которых не пускают в рай, лежат на больничных койках, и лица их искажены от боли. Они ничем нe отличались от здешних постоянных посетителей, потеря иных, злых и отвергнутых людей, просаживавших свои пенсионные пособия, пособия по инвалидности и чеки на оплату социальных нужд. Целыми днями они переходили из одного бара с тусклым освещением и клубами сигаретного дыма под потолком в другой, ничем не отличавшийся от предыдущего.
Бармен был молодым парнишкой, едва за двадцать, в синей рубашке с обрезанными рукавами, выставлявшей напоказ татуировки в виде колючей проволоки на бицепсах.
— Стаканчик «Джека» и что-нибудь запить, — попросил Майк.
— Что именно?
— Все равно.
Один-единственный стаканчик. Это все, что ему сейчас нужно. Нормальные люди приходят домой после рабочего дня и расслабляются с помощью выпивки, которая становится для них наградой за нелегкий труд. Всего один стаканчик, чтобы успокоить нервы и заснуть ночью. Его офицер по надзору за условно-досрочно освобожденными наверняка не позвонит и не заявится к нему в такой час.
Вернулся бармен и поставил перед Майком на стойку стаканчик виски и бокал пива. Майк облизнул губы и уставился на выпивку.
«Ты жалеешь себя».
Предположим, это правда. Ну и что с того? Что плохого в том, если он пожалеет себя? И почему он должен соблюдать правила, регулирующие каждый его шаг, тогда как этот кусок дерьма может ходить там, где хочет?
Майк взял стопку и поднес ее к губам. Запах алкоголя защекотал ему ноздри.
Всего один стаканчик. Один-единственный, чтобы заснуть, и он отправится домой.