В Париже дорого умирать
Шрифт:
Луазо кивнул.
— А моя пленка?
— Ее я тоже уничтожу.
— А разве это не идет вразрез с твоими принципами? Разве уничтожение улик — не самый смертный грех для полицейского?
— Не существует в этой сфере никакого свода правил, что бы там ни утверждали церковь, политики и юристы. Полиция, правительство, армия — это всего лишь группы людей. И каждый человек должен следовать велению своей совести. Человек не должен подчиняться беспрекословно, иначе он уже не человек вовсе.
Мария вцепилась в него обеими руками и представила себе на мгновение,
— Лейтенант! — окликнул Луазо.
Один из десантников щелкнул каблуками и быстро двинулся вдоль кромки воды.
— Мне придется тебя арестовать, — тихо сказал Луазо Марии.
— Мои документы на переднем сиденье «скорой», — торопливо проговорила она, пока лейтенант не успел подойти.
— Лейтенант, — приказал Луазо. — Я хочу, чтобы забрали из «скорой» все коробки и перенесли их в ангар. Кстати, заодно пересчитайте и пометьте мелом. И пусть их постоянно охраняют. Может быть попытка захвата.
Лейтенант козырнул, с любопытством покосившись на Марию.
— Пошли, Мария. — Луазо повернулся и направился к ангару.
Мария поправила прическу и двинулась за ним.
Это была деревянная развалюха, построенная во время Второй мировой войны. Длинный, плохо освещенный коридор тянулся по всей длине хибары, а оставшаяся часть была поделена на четыре небольшие и неудобные клетушки. Мария в третий раз поправляла макияж. На сей раз она решила сначала нарисовать как следует один глаз, а потом заняться вторым.
— Сколько еще ждать? — спросила она. Голос ее звучал чуть прерывисто, поскольку в этот момент она рисовала подводку на правом глазу.
— Еще часок, — ответил Луазо. В дверь постучали, и вошел лейтенант-десантник. Он быстро глянул на Марию, а потом откозырял Луазо.
— У нас возникли некоторые проблемы с изъятием коробок из «скорой».
— Проблемы? — переспросил Луазо.
— Там какой-то псих с поврежденной ногой. Орет, брыкается и выталкивает солдат, которые пытаются разгрузить машину.
— Вы что, не можете с ним справиться?
— Конечно, могу, — ответил офицер-десантник, и Луазо уловил в его голосе нотку раздражения. — Просто я не знаю, что это за сопляк.
— Я подобрала его по дороге, — сообщила Мария. — Он пострадал в дорожной аварии. Я велела ему присматривать за коробками, когда вышла из машины. Я не думала… он никакого отношения к этому не имеет… он просто пострадавший.
— Просто пострадавший, — повторил Луазо лейтенанту. Тот улыбнулся. — Отвезите-ка его в больницу.
— В больницу, — повторила Мария. — Всему свое место.
— Слушаюсь, господин инспектор. — Лейтенант подчеркнуто энергично козырнул Луазо, желая показать, что женский сарказм ему безразличен. Он одарил Марию неодобрительным взглядом и вышел.
— У тебя появился очередной новообращенный. — Мария хихикнула, рассматривая накрашенный глаз и слегка развернув лицо, чтобы другой глаз не отражался в зеркале. Голову она держала высоко, чтобы не портить овал лица. Она слышала, как солдаты тащат коробки по коридору. — Есть хочу, — сказала она через некоторое время.
— Могу
— Кофе и сосиску.
— Принесите два сладких кофе и несколько бутербродов с колбасой, — приказал Луазо юному часовому.
— Капрал ушел взять себе кофе, — сказал солдат.
— Ничего, я присмотрю за коробками, — хмыкнул Луазо.
— Он присмотрит за коробками, — бесстрастно сказала Мария зеркалу.
Солдат покосился на нее, но Луазо кивнул, и тот развернулся, чтобы сходить за кофе.
— Оружие можете оставить мне, — сказал Луазо. — Вряд ли вы сможете нести кофе с этой болтающейся на шее штукой, а я не хочу, чтобы оружие валялось в коридоре.
— Я справлюсь и с кофе, и с автоматом, — с вызовом ответил десантник и перебросил автомат через плечо, показывая, как именно он справится.
— Вы отличный солдат, — похвалил Луазо.
— Я мигом, — сказал десантник.
Луазо крутанулся на вращающемся стуле, побарабанил пальцами по расшатанному столу, а потом крутанулся в другую сторону. Он наклонился к окну. Стекло запотело, и он протер дырочку, чтобы видеть берег. Он обещал англичанину ждать. И сожалел об этом. Ожидание нарушило весь график, к тому же он испытывал некоторую неловкость, торча тут с Марией. Не мог же он отправить ее в местный полицейский участок, так что было очевидно, что ей придется сидеть тут вместе с ним. Ничего не поделать, но ситуация от этого легче не становилась. Он не мог возразить англичанину. Тот предложил сдать ему документы и китайского куратора. Более того: англичанин сказал, что если Луазо подождет, то он вытащит Датта с той посудины и доставит на набережную. Луазо фыркнул. Не было Датту никакого резона покидать пиратскую радиостанцию. Там он в полной безопасности, за пределами трехмильной зоны, и отлично это понимает. Все прочие пиратские радиостанции тоже там болтались в полной безопасности. Датту нужно лишь настроиться на волну любого из них, чтобы в этом убедиться.
— Ты простыл? — спросила Мария, по-прежнему изучая накрашенный глаз.
— Нет.
— А похоже, что да. У тебя нос заложен. Сам знаешь, это верный признак, что ты простудился. Это все из-за открытого окна в спальне. Я тебе сто раз говорила.
— А я все мечтал, чтоб перестала.
— Как скажешь. — Мария поскребла в коробочке с тушью, потом плюнула туда. Она смазала левый глаз, стерла с него краску и теперь выглядела забавно асимметричной: один глаз густо накрашен, второй девственно чист. — Мне жаль. Правда, жаль.
— Все будет хорошо, — сказал Луазо. — Я найду какой-нибудь выход.
— Я люблю тебя, — сказала она.
— Может быть.
Лицо его было серым от усталости, а глаза запали, как бывало обычно, когда он сильно недосыпал. Они всегда занимали одно и то же место в ее душе, Луазо и отец. Но сейчас она вдруг увидела Луазо таким, каким он был на самом деле. Никакой не супермен, а мужчина средних лет, уязвимый и беспощадно требовательный к себе. Мария отложила коробочку туши и подошла к нему.