В петле
Шрифт:
– Караул известной вам станции уничтожен почти в полном составе. Уцелели только те часовые, что стояли на постах. В караульном помещении живых не осталось. Один из допрошенных часовых сказал, что видел, как начальник караула арестовал рядом со станцией двух подозрительных бродяг. Думаю, это и были те, кого мы собрались искать по всему региону.
– А бронепоезд уже ушел?
– В том-то и дело, что ушел. Полтора часа назад. И есть все основания полагать, что искомые мутанты находятся на нем. Но что самое неприятное, связь с бронепоездом уже пропала, и сообщить нашим людям о происходящем мы не можем. Поэтому сейчас будет создана спасательная группа, которая на дрезине догонит бронепоезд и сообщит полковнику Кудыкину
Через час губернатор действительно лично инспектировал команду из пятнадцати человек, готовую погрузиться на скоростную бронедрезину, догнать бронепоезд, и, если понадобится, даже взять его штурмом.
Потом он вернулся в кабинет и принялся ждать. Заниматься другими делами все равно не получалось – всякий раз, стоило ему взять в руки какой-то документ, перед глазами вставали события годовалой давности, в которых он и сам принимал участие. При мысли о том, что, несмотря на весь полученный опыт, бронепоезд с экспедицией снова подвергается смертельной опасности, у него начинало подергиваться веко.
Стрелки часов беспощадно отсчитывали один час за другим. Губернатор не поехал домой, а продолжал мерить шагами кабинет в ожидании доклада. Ближе к десяти часам вечера, когда сумерки уже вплотную подступили к окнам, а хозяин края, измученный неизвестностью, уже сам был готов надеть противогаз и пешком отправиться в Зону на поиски пропавшей экспедиции, раздался долгожданный звонок от командира вернувшейся поисковой группы.
Доклад «поисковика» губернатора обескуражил. Ложную стрелку, которой год назад бандиты перевели бронепоезд на старые пути, никто не восстанавливал. Разведывательная бронедрезина проехала дальше по целым путям, миновала старую разрушенную станцию и обнаружила лакуну в рельсах, судя по всему, образовавшуюся не менее двух месяцев назад. Бронепоезд там проехать не мог. Других рельсов замечено также не было. Все вместе выглядело так, словно огромный железнодорожный состав, набитый людьми, просто исчез.
– Я не знаю, что и подумать, – растерянно сказал голос в телефонной трубке. – Завтра с утра мы снова отправимся туда и осмотрим каждый метр путей, каждую шпалу. Что же касается мутантов, то будем надеяться, что все обойдется. Один из моих лучших спецов, способный бороться хоть бы и с двумя кукловодами разом, был еще вчера включен в состав экспедиции. Он справится, я почти уверен.
Положив трубку, губернатор долго сидел, глядя в одну точку. Потом с силой сжал руками голову и с отчаянием сказал:
– Что же мы наделали!
18
Умудрившись ни разу не попасть на глаза солдатам и техническому персоналу, проводящему последние проверки, Версоцкий успел оценить преимущества случайно выбранного вагона. В составе бронепоезда он был почти самым первым: перед ним находились только две платформы с запасом рельс. И это означало, что в случае осложнений достаточно было контролировать только одну дверь, ведущую в вагон.
Для себя Версоцкий нашел крохотный отсек, в котором, совершенно отдельно от остального склада, хранился уборочный инвентарь. Вполне сносно расположившись среди лопат и веников, бывший ученый замер, стараясь, чтобы даже случайный звук не выдал его местоположение снующим рядом солдатам. Он не боялся обнаружения и мог постоять за себя даже без подключения Зюзи, но если бы это произошло до пересечения Периметра, с реализацией дальнейших планов могли возникнуть совершенно непредсказуемые осложнения.
Поэтому он сидел в странной позе, выдержать в которой достаточно долго вряд ли смог
Поезд беззаботно постукивал колесами на стыках рельсов, словно укачивая Версоцкого в огромной бронированной колыбели. Впервые за долгое время он видел самый обычный сон, в котором не было убийств и насилия, не бродили выпущенные из самых темных глубин подсознания чудовищные монстры, не пускал слюни устрашающий в своей ментальной мощи, но беспомощный без поводыря дурачок Зюзя. Даже всегда присутствовавший в голове образ незримой черной тучи, подкрашенной снизу багровым пламенем, отошел куда-то в сторону, поблек и перестал быть значимым.
Профессор Версоцкий возвращался домой, где все должно было пойти совсем иначе.
Слабый шум возни и удивленные восклицания вырвали его из сладкой грезы. Кто-то, судя по звукам, тащил что-то из глубины стеллажей и при этом громко ругался.
– Ты кто такой, мать твою? – вопрошал этот «кто-то», и, судя по интонациям в его голосе, был он не просто удивлен, а шокирован увиденным.
Несколько секунд Версоцкий рассеянно прислушивался, а потом сообразил, кто мог вызвать столь сильные эмоции у одного из солдат охраны бронепоезда. Он осторожно поменял позу и прильнул глазами к тонкой щели, оставшейся между створкой двери и стеной отсека. Здоровый, похожий на грубый каменный памятник питекантропу сержант нависал над худеньким Зюзей, как асфальтовый каток над улиткой, и, судя по выражению лица, также плохо понимал, что происходит, как и его «находка». Зюзя посматривал на вояку, когда он начал его встряхивать за шиворот, но не осмысленно, а как бы вскользь, точно на блестящую безделицу или необычный предмет мебели. На губах его пенилась слюна. Кажется, этим он больше всего и бесил сержанта.
– Кто такой? – суровым голосом спросил тот и, не дожидаясь ответа, шлепнул Зюзю по щеке.
У Версоцкого все оборвалось внутри. Он терпеть не мог, когда кто-то при нем пытался ударить несчастного умалишенного парня. Но разум возобладал, и профессор не стал покидать свое убежище. Ведь когда сержант проведет допрос сам и ничего не сможет добиться, он позовет начальство. Тогда появится возможность взять контроль над ситуацией в абсолютно спокойной обстановке.
– Как сюда попал? – продолжал недоумевать сержант, отвешивая Зюзе то легкую пощечину, то затрещину. Но дурачок только жалобно скулил и втягивал голову в плечи.
– Ничего не понимаю, – развел руками сержант. – Какая-то мистика, да и только.
– Что там у тебя, Наливайко? – громко спросил голос с другой стороны вагона. – С кем ты там ругаешься?
– У нас тут пассажир, товарищ лейтенант, – растерянно сказал Наливайко. – Натуральный псих без подмесу.
– Я даже не буду спрашивать, что ты там пил, Наливайко, – с раздражением сказал офицер, судя по шагам, приближающийся к сержанту. – У меня вопрос будет гораздо проще: чем ты ширяешь…
Он оборвал сам себя на полуслове, и несколько секунд прошло в томительном молчании. Версоцкий пытался высмотреть, что происходит, но из-за стеллажей видел только Зюзю и часть фигуры Наливайко.
– Это кто? – строгим голосом спросил лейтенант.
– Не знаю, товарищ лейтенант, – горячо сказал Наливайко. – Я его о том же самом спросил, а он не отвечает.
– Как же он ответит, если у него чердак отъехал? – резонно заметил лейтенант.
– А я про шо?
– Держи его, я доложу начальнику экспедиции.
Это явно было пока лишним, и Версоцкий быстро выбрался из своего убежища, нарочно громко стукнув дверью. Звероподобный сержант и молодой лейтенант во все глаза уставились на еще одного нелегального пассажира.