В плену Хранителя
Шрифт:
В распоряжение борцов, выступающих за лишение Хранителя полномочий по защите Земли, попали карты и планы подступов к городу. И теперь их люди стояли в оцеплении, принимая в свои ряды всех желающих. Одной из которых я и представилась.
Добраться до Рэя у «Землян», как они себя называли, была кишка тонка. Границу-то они оккупировали, а пересечь ее не могли. Ни по земле, ни по воздуху. Неведомая сила не пускала никого из них, а, особо наглых просто сводила с ума необъяснимым оружием. Вот и терлись эти бандиты в предгорье, не имея возможности двинуться дальше, к сердцу древних территорий.
Уже через сутки пребывания здесь,
Памятуя мои отношения с алкоголем, я очень боялась, что, стоит принять стимулятор, как меня понесет на приключения, и спокойствие, в котором я пребывала последние дни, не смотря на обстоятельства, быстро иссякнет. А без эмоций было и правда легче. Я отстраненно смотрела на происходящее вокруг и нутром осознавала, что чувствуют люди и что намереваются сделать в следующую секунду. Понимание того, что я каким-то чудом все же считываю мысли окружающих, росла день ото дня, придавая уверенности в своем превосходстве над ними. Я опережала их на шаг, и этого хватало, чтобы говорить и действовать обдуманно, не вызывая подозрений.
Старший нашей группы «Землян» лениво поднялся с места, и я мысленно усмехнулась тому, что оказалась права.
Он остановился между мной и костром, жар которого я жадно впитывала после купания в ледяной речке. Я сидела на поваленном дереве, помешивая растворимый кофе в походной кружке, и пить ничего кроме не собиралась.
— Выпей! Приобщись к народу, — он выбил кружку из моих рук, и кофе опалил место почти зажившего ожога на ладони, пробирая до костей. Я с трудом подавила возмущение. За «козла» могла и по лицу получить, поэтому пока лучше было молчать и делать то, что велят. Он протянул фляжку с болтающейся на цепочке крышкой, и в нос ударил запах дешевого виски.
Его скользкий взгляд оставлял мерзкое ощущение, от которого хотелось помыться, а широко расставленные ноги и пах прямо перед моим лицом, так и вовсе вызывали тошноту.
— Я всегда с народом, — прохрипела, забирая из сухих цепких пальцев пойло, — особенно, когда есть ради чего!
Понимая, что мой отказ может послужить причиной, чтобы выгнать меня из группы, а этого допустить было нельзя, я набрала в рот огненной воды, в процессе осознавая, что его желания на этом не заканчиваются. Сейчас он позовет дружков, и это уже попахивает серьезной проблемой. Наблюдатель внутри меня запаниковал.
— Глотай! — зарычал главный, до боли сжимая пальцы на моей челюсти, — быстрее расслабишься. Тут желающих на тебя, — он мотнул головой на компанию таких же тварей, как и он, большая часть которых уже была не в себе, — и надо каждому сделать приятно. Ты же для этого сюда пришла?
Улыбка, больше похожая на оскал, сама поплыла по лицу. Я медленно прикрыла веки, изображая предвкушение оргии. А в голове тем временем рождалось четкое пожелание недолгой и несчастливой жизни этому ублюдку.
— Хорошая шлюха! — он убрал пальцы, больно впивающиеся в челюсть, и боль тут же отступила, — меня первым обслужишь! — похлопал по щеке, как послушную псину, и дернул ширинку, вываливая кривой член перед моим лицом, — соси!
Чувствуя, как в центре головы начинается зуд, я громко проглотила алкоголь,
— В глаза смотри! — приказал главный, проталкивая в мой рот три пальца. И это стало началом его конца.
Я послушно повела взгляд по его поджарому прессу, заметила безвкусную татуировку змеи над правой грудью и, мазнув по острому подбородку, уставилась прямо в глаза.
Мужчина замер, и кажется, даже мир вокруг нас затих. Несколько секунд я слышала лишь тихий звон в голове. Словно комар летал внутри нее, отчаянно ища выхода. И, наконец, нашел.
Урод дернулся, но, скованный невидимыми цепями, остался стоять на месте. Его напряженные мышцы бугрились, дрожали, а в некоторых местах стали проступать четкие следы гематом. Глаза краснели, готовые выпасть наружу, пока тот делал безуспешные попытки вдохнуть. А я отстраненно наблюдала за его мучением, смотря как тонкой едва заметной волной моя головная боль перетекает в его тело, уничтожая.
— Что с ним?
Меня выдернуло из транса, и я даже не сразу поняла, что происходит. Тело главаря билось в судорогах на земле, а вокруг нас толпились мужчины. Те, кто был в состоянии что-либо понимать или хотя бы стоять на ногах.
— Переволновался рядом с такой шикарной малышкой, — хохотнул обрюзгший дед, растягивая гнилую улыбку.
— Сказал же, не мешать с алкоголем! — выругался санитар, пробираясь сквозь толпу зевак.
Прибежавшие медики одним махом погрузили «пострадавшего» на носилки. А присутствующие поутихли, рассыпаясь по кустам. Все мешали всё: горький алкоголь закусывали кислыми таблетками, едкий дым перебивали сладким порошком, и все это полировали бодрящими инъекциями. Поэтому каждый из них, представив себя, подыхающим в луже пены из своего рта, принялся вызывать рвоту.
Меня уже никто не замечал. Под впечатлением все обсуждали степень своего «прихода», терзая санитаров поставить им волшебную капельницу. И мне это было на руку. Самое время по-тихому уйти.
Еще днем, когда глава «землян» изучал новые, более точные карты местности, разложив их на столе в своей палатке, я без проблем проникла внутрь. Мужской шовинизм в деле: лихие самцы, возомнившие себя терминаторами и руками правосудия одновременно, даже внимания на меня не обратили, фыркнув что-то вроде «баба под ногами путается, лучше б выпить принесла». Я принесла, и пока обходила стол, «любезно» предлагая дешевое пойло каждому из присутствующих, запоминала карту.
Мы находились неподалеку от блокпоста, откуда началась моя экскурсия в прошлый раз. Разумеется, теперь никто не выдавал никаких браслетов — где хочешь, там и ходи. Вопрос стоял в другом. Люди, доходя до определенного места сами не решались идти дальше. Необъяснимый страх разгонял их сердца, заставляя вернуться, а те, кто был понастырнее и все же решался идти вперед, не смотря ни на что, уже через минуту хватались за голову, бормотали нелепицу, начинали плакать и сходили с ума.
Ну а я, зная о том, что нельзя, снова лезла в пекло. На что рассчитывала, не знала сама. Умом понимала, что Хранитель забыл обо мне, что я для него теперь никто, а в худшем случае та, из-за кого эта война и началась, и что вряд ли он примет меня с распростёртыми объятиями. Даже раскаявшуюся и приползшую на коленях в самом прямом смысле. Но сердце шептало: «Иди».