В плену Левиафана
Шрифт:
От жалости к себе у него наворачиваются слезы на глаза, он так и видит себя в образе несчастного влюбленного, с бледным, почти синюшным лицом. Ольга почему-то не просматривается, хотя на карте Таро один влюбленный неотделим от другого, они вместе опускаются на дно. Или взмывают к небесам, чтобы вскорости рухнуть наземь, — так недолговечна бумажная любовь.
Но Алекс никогда не был влюблен в Ольгу и встречаться с ней стал скорее из симпатии и малодушия, а еще для того, чтобы заполнить пустоту внутри. Оставшуюся от прошлых романов и от несостоявшейся дружбы с Лео.
Алекс не был влюблен, тогда откуда эти слезы?
Рок
Совсем один.
Мысли в его голове распределяются теперь самым причудливым образом, в них присутствуют теплое и холодное течения. Теплое — то, что может дать хоть какую-то надежду (Алекс жив и пока еще не умирает от холода и удушья, никто не нападет на него, никто не стоит за спиной, зажав в руке тесак). Но слой прогретой воды слишком тонок и держаться на поверхности все сложнее, того и гляди соскользнешь вглубь, в обжигающе ледяной поток, — туда, где в почти свободном полете болтается труп бармена Джан-Франко.
Труп может быть не единственным.
Алексу не удалось проникнуть в одну из комнат, и он совершенно выпустил из виду маленькую дверь под лестницей. Ту, что ведет в подвал.
Надо бы собраться с духом, заглянуть и туда (тут Алекс чувствует, что его захлестывает ледяной поток), — надо бы… Он обязательно сделает это (ноги и руки сводят судороги), он сделает это.
Не сейчас, потом.
Чуть позже, когда изучит дом досконально. Или… разговорит Сэба.
Уф-ф… Теплое течение снова подхватывает его, страх отступает, уличная фотография близнецов — не последняя, хотя и находится в самом конце альбома. Перевернув ее, Алекс замечает пожелтевший незапечатанный конверт. Фотография, которая лежит там, — очень старая, выцветшая, слегка облупившаяся и покрытая пятнами. Целостность резной кромки во многих местах нарушена, нижний левый край оторван.
Меньше всего Алекс ожидал увидеть на этом раритетном снимке Лео. Но это — Лео! Или Себастьян. Кто-то из двух близнецов, вдруг оказавшихся в одиночестве. Лео в форме берсальера, в кителе, перетянутом ремнем, со складным велосипедом за плечами. О том, что это форма именно берсальера, свидетельствует пышное черное перо глухаря, воткнутое в шляпу.
Алекс не может определить точно, сколько лет фотографии, да и держать ее нужно осторожно: того и гляди, рассыплется в руках. На обратной стороне обнаруживаются бледные следы надписи, но как бы ни напрягался Алекс, как бы ни тыкал в нее лучом фонарика — надпись совершенно нечитабельна.
Остается только строить догадки. Первое, что приходит на ум: берсальер со снимка — дед или прадед обоих близнецов, ничем другим поразительное сходство с ними не объяснишь.
Сунув фотографию обратно в конверт, а конверт — в альбом, Алекс пробежался пальцами по корешкам книг на полке — в поисках очередного семейного альбома. Или чего-то еще, что могло бы пролить свет на нынешнее плачевное состояние Себастьяна. Истории болезни, например. Полных отчаяния дневниковых записей кого-то из братьев. Последнее маловероятно; подвижный, как ртуть, Лео не стал бы тратить время на ведение личного дневника, он слишком торопится жить. Метеостанция, собака, больной брат, «Левиафан» как часть сурового горного пейзажа, — все это требует постоянного напряжения сил, особенно растение-Себастьян, за которым нужен вполне профессиональный медицинский уход.
Тут уж не до дневников.
Полка забита узкоспециальной литературой, так или иначе относящейся к нынешней работе Лео: несколько научных брошюр по климатологии, толстенный том с надписью «Атмосфера» на корешке, свод каких-то таблиц, графики, художественно-публицистический сборник «В поисках ветра», далекая от художественности книга «Радары и сонары» и множество других материалов, связанных с циклонами, антициклонами, влагообменом, циркуляцией воздуха и атмосферными фронтами. Ни на одной из фотографий близнецы не были замечены с книгами. С чем угодно — с румпелем, штурвалом, компасом, поводьями, леерами и тросами, ружьями для подводной охоты, — только не с книгами. А тут, пожалуйста, самый настоящий филиал научной библиотеки!
Алекс наугад вытащил сброшюрованный талмуд с угрожающим названием «Взаимосвязь вариаций концентрации ядер конденсации и облачного спектра» и углубился в его изучение. Но через полминуты у него разболелась голова от обилия малопонятных терминов и колонок с цифрами, — и как только Лео разбирается в них? А он разбирается: об этом свидетельствуют многочисленные подчеркивания и пометки красным на полях, уйма вопросительных и восклицательных знаков. Ничто из прошлой (фотографической) жизни Лео не предвещало столь бурного увлечения наукой. Может быть, на Лео так повлияла болезнь Себастьяна? Но тогда логичнее было бы предположить, что он займется не метеорологией, а медициной.
Алекс готов размышлять о чем угодно, забивать себе голову любыми предположениями относительно близнецов; он даже готов вникнуть в «вариации концентрации ядер конденсации» — лишь бы отстраниться от «Левиафана».
От скорбной реальности, в которой оказался.
Скорбная реальность требует от него немедленных действий, поисков выхода из ситуации, перемещений по дому, наконец. И самое время признаться себе, что ему страшно: страшно выйти за пределы мансарды, спуститься вниз — к трупу Джан-Франко, вещам Кьяры и запертой комнате. Спуститься еще ниже — к погасшему камину, пустому арсеналу и подвальному помещению. Один раз он собрался с силами и попытался выбраться — ничего из этого не получилось, хорошо еще, что его не завалило снегом в тоннеле и призрак в какой-то момент отказался от преследования. Алекс вернулся в мансарду за секунду до того, как тоннель перестал существовать, щелкнул замком на оконной раме — как будто замки могут служить преградой для призраков.
Теперь Алекс склонен думать, что темная фигура с отсеченной головой была плодом его воображения. Это неудивительно, учитывая все происшедшее, учитывая дурную славу «Левиафана» и мрачный антураж — чего стоит одна картина с пойманной русалкой!
Так и есть, призрака не существует, в наличии только мрак и пока еще неявный холод. Но совсем скоро станет холодно по-настоящему, и Алексу придется что-то предпринимать. Спускаться вниз, растапливать камин, перетаскивать туда несчастную и почти невесомую тушку Себастьяна. Да-да, Алекс обязательно сделает это. Он не оставит Себастьяна в одиночестве, потому что не чужд состраданию, — таким его воспитали родители. На своенравную Кьяру родительских сил не хватило, так что все их (особенно мамины) усилия сосредоточились именно на Алексе.