В плену Левиафана
Шрифт:
Молодой берсальер просто выполнял свой воинский долг, как и миллион других солдат. У него хорошее лицо, а отваги в глазах даже больше, чем в глазах его потомка Лео. Так почему он покоится на последней странице, вместо того чтобы занять почетное место среди других родственников близнецов…
У близнецов нет родственников.
Кроме родителей и кошки Даджи. Семейный альбом Себастьяна и Лео не страдает перенаселенностью. Пьеса, в которой задействована неизвестная Алексу семейка аристократов, могла быть сыграна усилиями небольшого числа актеров. Но, возможно, это всего лишь крошечный отрывок пьесы. Акт, вот как это называется!.. Нет, картина. А по одной картине невозможно определить — трагедия разворачивается
У берсальера из пожелтевшего конверта были все шансы стать романтическим героем. Или просто героем. Так почему он оказался в конверте? И почему Лео проявляет такой интерес к той давней истории с альпийскими стрелками? Он не стал бы мотаться по всей стране, собирая малейшие крупицы сведений о ее участниках. И уж тем более не купил бы проклятый дом, если бы она не касалась его напрямую. Кто на самом деле Лео и кто на самом деле тот молодой берсальер?
Ответ снова лежит на поверхности, выгибая мягкую спину из кожзама. И он не нравится Алексу, очень не нравится. Замороженная мертвая плоть не пахнет, не может пахнуть, но сейчас Алекс чувствует резкий трупный запах.
От когда-то случившейся резни. От отксерокопированных заметок на стенах. И даже от железнодорожного билета в Каттолику.
Берсальер со снимка — Нанни Марин.
Он же является подельником Барбагелаты и вторым убийцей. Он же является прадедом Лео.
Это все объясняет.
Несмотря на холод, лоб несчастного юноши покрывается испариной. Тот факт, что Алекс до сих пор не знает фамилии Лео, хотя метеоролог живет здесь не первый год, кажется ему невероятным. В К. и его окрестностях не так уж много людей, и о каждом известно все или почти все. А уж о такой малости, как фамилия, и говорить не приходится. Что сказал Лео при первой встрече?
«Я — Лео».
И все. Никаких других дополняющих и уточняющих пассажей не последовало. Вряд ли Алекс был исключением из правил, столь же скудные сведения о себе красавчик-метеоролог мог предоставить любому жителю К. Исключение составляют лишь те, с кем Лео общался в рабочем порядке. Синьор Моретти, к примеру, — он продал Лео чертов дом. Продажа дома невозможна без составления договора, и в нем обязательно фигурировала бы фамилия покупателя. Синьор Леврини, местный нотариус, тоже должен быть в курсе, — он осуществлял юридическое сопровождение сделки. Затем следует начальство обеих лесопилок и даже кое-кто из кассиров супермаркета, в котором Лео периодически отоваривается. Он всегда расплачивается за покупки кредитной картой, и на ней стоит имя владельца. Если бы на пластике было выбито «Лео Марин», об этом тут же стало бы известно всем. И начальство обеих лесопилок не стало бы держать язык за зубами, и синьор Леврини шепнул бы об этом Джан-Франко, а тот раззвонил эту новость на всю округу. Фамилия Марин запачкана в крови, пусть кровь эта давно выжжена солнцем и смыта дождями со скал. С фамилией Марин никто не стал бы иметь дело — и не только потому, что она принадлежит убийце. А потому, что является напоминанием о том, что любой, связанный с К. человек хотел бы забыть. Из К. мало кто уезжает, здесь живут десятилетиями и даже столетиями, и большинство обитателей городка — потомки тех, кто не пришел на помощь альпийским стрелкам. Ни живым, ни мертвым. Конечно, грех жителей городка несопоставим со смертным грехом фельдфебеля Барбагелаты и Нанни Марина, но и гордиться предками особо нечего.
Так, во всяком случае, думает Алекс.
Но подобные мысли посещали его нечасто — от силы несколько раз за всю жизнь. И его семья не связана с К. столетними брачными узами, не оплетена вековыми корнями по самое горло. Так разве может он осуждать других?
Скорее всего, в документах Лео значится другая фамилия. Прикрывшись ею, метеоролог вернулся на место преступления, совершенного его дедом или прадедом… для чего? Для чего он вернулся, да еще притащил сюда своего немощного брата? Зачем?
Алекс пытается поставить себя на место Лео, но дальше водительского кресла в «ламборджини» и рулевого колеса яхты дело не идет. Нужно быть полным идиотом, чтобы отказаться от благ цивилизации и оставить мир ради медвежьего угла. Но Лео не производит впечатление идиота, напротив — он очень умный человек. И метеорология — это почти наука, так что Лео можно назвать ученым. Как метеоролог он выше всяких похвал, его прогнозы отличаются удивительной точностью. И он так здорово помогает жителям, что его вполне можно было бы объявить почетным гражданином К. — наравне с актером Вольфом Бахофнером. За то время, что Лео подвизается на ниве прогнозов, ни один человек не погиб в результате схода лавины. Ни один турист не потерялся в тумане, ни один не сорвался со скал из-за внезапно обрушившегося на него стихийного бедствия.
Лео — чудесный парень, ничуть не хуже святого Марка.
Но он ни с кем не сблизился по-настоящему. Он так же далек от любого, кто живет в К. (включая женщин, мужчин, детей и самого Алекса), как и в день приезда сюда. Алекс частенько размышлял над отшельнической жизнью молодого и здорового мужчины, но так и не смог найти ей объяснения. Теперь объяснение появилось: все дело в молодом берсальере. Сблизься с кем-нибудь Лео, рано или поздно Нанни Марин обязательно вылез бы на поверхность. Такова дружба и тем более любовь — они частенько бывают бесцеремонны, они норовят сунуться в дверь, куда их вовсе не приглашают, не задумываясь о последствиях.
Интересно, рассказал ли Лео обо всей этой истории Кьяре?
Ведь она выросла в К. и знает, что здесь произошло. Кьяра — репортер криминальной хроники, получить доступ к любым документам для нее — всего лишь дело техники. И Кьяра могла бы помочь Лео в его изысканиях, вот только каких?
И снова Алекс пытается поставить себя на место Лео. Что сделал бы он, узнай, что его родной дед — убийца и опасный сумасшедший, ведь иначе чем помутнением рассудка жестокую расправу над десятком ни в чем не повинных людей не объяснишь. Что сделал бы Алекс?
Ничего.
Изменить прошлое невозможно, остается лишь молиться за убиенных. И если уж твой близкий родственник оказался замешанным в мутную историю…
Вот именно — мутную.
Никто не видел Нанни после преступления, а убийцами его и фельдфебеля Барбагелату объявили только потому, что их тела не обнаружили среди других тел. Их не обнаружили ни в самом доме, ставшем могилой для взвода, ни в окрестностях. Картина преступления была восстановлена довольно приблизительно, а все полученные улики можно считать лишь косвенными. Но и их оказалось достаточно, чтобы клеймо убийцы пристало к Нанни навсегда.
Имея на руках такие вводные, тихий и робкий Алекс смирился бы, тут и к гадалке не ходи. А Кьяра? Кьяра, с ее темпераментом, страстностью, обостренным чувством справедливости и нюхом сыскной собаки, не стала бы принимать на веру обвинения в убийстве. Она попыталась бы докопаться до истины. И, если это еще возможно, защитить доброе имя предка. Которое является и ее именем.
Так почему не предположить, что Лео сделал то же самое?
Он не поверил в то, что его дед или прадед — преступник. Он решил разобраться в ситуации на месте. И для этого купил старый форт, отстроил его заново и сделал главной базой, откуда можно совершать вылазки, спокойно и методично исследуя горы и ущелья.