В плену медовой страсти
Шрифт:
Исмин вспыхнула, отстранилась, невольно прижала к раскрасневшимся губам ладонь, а потом бросила на мужчину быстрый взгляд:
— Зачем? Смеешься над моей бедой?
— Разве ты не хотела этого? — мужчина протянул руку и коснулся ее лица костяшками пальцев. — Щеки так и пылают… У тебя горячка?
— Нет, я просто… у меня… — она опустила глаза, краснея и смущаясь еще сильнее, пока он не поднял ее лицо за подбородок и не поцеловал снова. — Ты же сказал, что не можешь… Зачем тогда…
— Ничего, — он подмигнул ей. — У меня есть одна идея. Иди ко мне, — он поманил ее пальцем, но, не дожидаясь ее несмелой реакции, первым притянулся ближе, зарылся носом в ее шею, обнял за талию и осторожно уложил на спину, стараясь не задевать ее раны…
11
Невинность была благодетелью и пороком, ценностью и головной болью, и все это — на территории одной Империи. Арданцы по-разному относились к этой особенности женской сущности, в зависимости от своего положения и статуса.
А семьях зажиточных арданцев, господ и патеров было принято беречь невинность дочерей до первой брачной ночи. Чтобы доказать, что невеста вышла замуж чистой, утром после свадьбы новоиспеченный муж подписывал особый семейный договор, который хранился потом у отца невесты. Договор подписывался девственной кровью.
Раньше, если крови не было — мог разгореться скандал, семьи могли поругаться, а брак — оказаться расторгнутым. Но так случалось все реже и реже… В последние сто лет, если крови не было — по разным причинам, — а муж и жена хотели сохранить брак, традиция поддерживалась ложью: невеста укалывала палец иглой, и договор все же подписывался кровью. Об этой лжи могли знать лишь новобрачные, а могли и все их семьи.
Для рабынь же невинность была еще большей головной болью. Лишившись ее, юные рабыни переставали иметь вес в господском доме — ведь девственность можно было выгодно продать, и до этой церемонии девушек старались беречь, не пороть слишком сильно, и не отдавали на растерзание мужчинам-рабам, бойцам, гостям или самому хозяину дома, — но, в то же время, после церемонии их больше не заботил вопрос, кто станет их первым мужчиной: какой-то добрый господин или лютый извращенец? Одна из десяти рабынь умирала после своей дефлорации, еще две могли остаться калеками на всю жизнь, а еще две, не удовлетворив своего покупателя как должно, лишались клитора, или языка, или были жестоко избиты, или казнены во время игр.
Если рабыни влюблялись или просто оказывались неосторожны, например, подвергались насилию, и раньше срока лишались невинности, они скрывали это всеми возможными способами. Разоблачение могло означать жестокое наказание или смерть. Так же поступали и богатые арданки, если знали, что муж не примет их, узнав, что они больше не невинны.
Способов обмануть природу и — в первую очередь, — мужчину было немало. Богатые девушки настаивали на определенной дате свадьбы, чтобы подгадать ночь дефлорации на дни ежемесячного кровотечения. Если это было невозможно, то использовали куриное сердце или печень, которые вставляли во влагалище, или заранее собирали куриную кровь и потом незаметно марали ею простыни и мужской орган… Некоторые обращались к ведьмам, которые делали темные заговоры, или к жрицам, которые сшивали отверстие между бедер обратно. Последнее, правда, сулило возможные болезни и смерть от инфекции.
Был и еще один способ, известный издавна, но мало кем использовавшийся. Кровь артахесисов. Пещерных тварей мало кто видел, но все же они были из плоти и крови. И кровь их обладала множеством дивных свойств. Все знали, что она омолаживает, и повышает мужскую силу, и возвращает утерянную невинность. Последнее было не совсем так, но все же близко. Кровью следовало вымазать все влагалище незадолго до предполагаемой дефлорации. Кровь засыхала, сжимая влагалище, а потом, при соединении с другими жидкостями — потом, слюной, мужским семенем, — снова становилась влажной и скользкой и вытекала из влагалища, пачкая мужской член и простыни вокруг… Кто-то пробовал использовать человеческую, куриную, бычью кровь, но они не давали такого эффекта, сворачиваясь и проявляя себя слишком неестественно. Так что убитый артахесис мог продаваться на арданских рынках по баснословным ценам — целиком или частями. Впрочем, случалось это очень редко, ведь победить хотя бы одну тварь было невероятно сложно. Некоторые люди проживали всю жизнь, так ни разу и не увидев живого или мертвого артахесиса.
В своей жизни Арвору приходилось сталкиваться и сражаться с этими чудовищами. Троих он даже убил, чем и заслужил свой боевой титул Убийцы Артахесисов. Их кровь была собрана мужчиной в маленькие стеклянные пузырьки ради памяти о славных победах. Эти пузырьки хранились у него здесь, в камере. И теперь он готов был пожертвовать одним таким пузырьком, чтобы помочь девушке…
Но только была ли готова она сама к такому риску?
— Что ты делаешь? — прошептала тихо Исмин. Глаза у нее широко распахнулись, и во взгляде отчетливо читался испуг. Тени от свечей мелькали по ее лицу. Арвор чуть отстранился, чтобы задуть свечи и погрузить камеру в мягкий полумрак, а потом снова вернулся к девушке:
— Ведь ты хотела этого? — он наклонился, целуя ее шею, и почувствовал, как Исмин упирается слабыми руками в его обнаженную грудь.
— Я уже не уверена, — пролепетала она.
— Быть может, просто доверишься мне? Как когда только пришла сюда? Я хочу любить тебя… А ты будешь любить меня?
Ее несвязные ответы потонули в его нежных прикосновениях. Он стянул с нее шкуру, подставляя ее обнаженное тело слабому свету огня… В этом свете ее бледная кожа казалась золотистой, переливалась и дышала под его поцелуями… Исмин издала короткий рваный вздох — согласия ли? сопротивления? страха?
Ее губы уже были покрыты поцелуями, и Арвор ласкал ее тело, зная, что эта нежность, может быть, позволит ей не сойти с ума, когда другой мужчина будет брать ее жестоко и бесцеремонно.
Больше книг на сайте — Knigoed.net
Он неторопливо целовал ее тонкую шею, потом ложбинку между ключицами, потом маленькие груди, покрытые мурашками, с торчащими от возбуждения и страха сосками. Он накрыл ее груди ладонями, согревая их в пальцах, и прильнул к ним губами, обхватывая сначала один сосок, а потом другой, посасывая и отпуская… Прислушиваясь к ее ощущениям и ответным реакциям, он видел, как она вздрагивает, подставляясь его губам и рукам, а мгновение спустя, словно осознав, смущенно отстраняется, но лишь затем, чтобы тут же снова выгнуть спину и прижаться крепче. Ее руки обвили его шею, сцепились пальцами в замок, ее распаленные губы прошептали что-то бессвязно и взволнованно, а наполовину закрытые голубые глаза вспыхнули на мгновение и погасли в невольном смущении…
Он целовал ложбинку между ее грудей, спускаясь все ниже, ведя языком тонкую влажную линию по ее золотистой коже, оставляя мокрый след, прочерчивал ее впалый живот носом…
Ее пальцы зарывались в его волосы, длинные и волнистые. Дрожа под крепким мужским телом, она старалась не думать… не думать ни о чем… Быть может, будет больно. Но потом — потом будет еще больнее. Она это знала. И как бы ни было ей страшно сейчас, она хотела впитать кожей каждый его поцелуй, каждую ласку, чувствуя, как внизу живота распаляется горячий ком желания, а в уголках глаз скапливаются слезы благодарности…
Она всхлипнула и тут же застонала, когда он заставил ее развести бедра и протиснулся между ее ног теплой ладонью, нащупывая пальцами тугое, напряженное отверстие… Еще можно было остановить его… Но она не стала. Поддалась, прогнулась сильнее, шире развела бедра, обняла его руками и ногами, желая раствориться в тепле его тела…
Он целовал ее горячие, раскрасневшиеся губы, ловя и заглушая невольные стоны и вздохи, сжимал ее тонкую, хрупкую, как тростинка, талию, сильными руками…
Его пальцы между ее ног были настойчивы. Арвор нащупал ее влажную щель, заставляя Исмин содрогаться от волнения и предвкушения боли, и прижался к набухшему клитору тремя пальцами, принимаясь массировать, лаская по кругу, согревая, растирая, доводя до предела…