В плену желания
Шрифт:
— Правда? И что было дальше?
— Он набросился на меня, даже не дав мне раскрыть рот. Он поцеловал меня так грубо, что я потеряла дар речи, а потом… сорвал с моего плеча бретельку вечернего платья и приказал раздеться — быстро!
Когда Лаура услышала тихий смех матери, глаза девушки изумленно округлились.
— Мама! И ты это сделала?
— Нет, конечно! В тот раз — нет. Я ударила его по лицу, потом потребовала отпустить меня. Слава Богу, в этот момент в дверь постучала женщина, которую он ждал. Это был один из тех редких случаев, когда я видела твоего отца потерявшим дар речи — во всяком случае, на несколько минут.
— По-моему, — отчеканила Лаура, — все мужчины — лицемеры, распутники и грубияны!
— Да, они бывают противными. Их трудно сразу понять. Лаура, мне бы очень хотелось сказать тебе, что я знаю ответы на все вопросы. Однако это не так. Я не могу ответить на многие из них. Я потратила немало мучительных лет на то, чтобы заново открыть нечто такое, что всегда было мне известно. Думаю, то же самое произошло и с твоим отцом. Нам пришлось расстаться, чтобы снова обрести, а главное, понять друг друга.
Филомена принесла черное платье и оставила его на кровати после того, как Джинни сказала, что сама поможет дочери одеться к обеду.
— Ей следует лежать в постели! — пробурчала Филомена. — Отправиться куда-то в такой одежде… без нижнего белья… Ввязаться в схватку… в перестрелку!
Пробормотав что-то еще, она вышла из комнаты и захлопнула за собой дверь.
Джинни и Лаура переглянулись. Потом Джинни улыбнулась, слегка изогнув брови:
— Без нижнего белья, моя дорогая? Надеюсь, ты не собираешься проявлять такое же безрассудство, какое проявляла я!
Раздраженно махнув рукой и отведя глаза в сторону, Лаура сказала:
— Отлично! Это еще не все! Он… он разорвал мою рубашку, чтобы… Впрочем, сейчас это уже не имеет значения — больше ничего не произошло. Думаю, он хотел запугать меня демонстрацией грубой силы.
— Хм… Мужчины имеют такую привычку! — задумчиво сказала Джинни. — Дорогая, ты действительно спустишься к обеду? Ты уверена, что вы оба не будете испытывать чувство неловкости?
— Он-то уж точно не смутится! — Лаура повернулась с раскрасневшимися от возмущения щеками. — Он ждет, что я буду смущена, постараюсь спрятаться. Черта с два! Двуличный тип! Я ему покажу. Знаешь что, мама? Пожалуй, после обеда я попрошу мистера Челленджера прогуляться со мной по патио. Там я выложу ему все, что о нем думаю. Объясню, что мне не пришло бы в голову обручиться с ним, будь он даже единственным мужчиной на земле. Вероятно, он привык к обществу дешевых, доступных женщин.
— Хорошо. Думаю, ты должна внести ясность в ситуацию — вдруг мистер Челленджер питает какие-то иллюзии? Я скажу твоему отцу, что вам следует побыть немного наедине, прежде чем они начнут обсуждать дела. А сейчас, любимая, подойди ко мне, я помогу тебе надеть это ужасное мрачное платье! — Глаза Джинни сверкнули. — Я бы постаралась поразить его моими самыми экстравагантными нарядами. Но ты — не я, и, слава Богу!
— Черт возьми, сестра! Ты выглядишь так, словно у тебя траур! — со своей обычной бесцеремонностью выпалил Франко, когда Лаура и Джинни наконец присоединились к мужчинам. Сидевший во главе стола Стив Морган посмотрел на жену, вопросительно подняв бровь, и Джинни ответила ему многозначительной улыбкой. «Что происходит между Трентом Челленджером и дочерью?» — спросил себя Стив. Он уловил едва скрываемую напряженность в их отношениях. Это напомнило ему о том, что его дочь, нередко ведущая себя как мальчишка-сорванец, превращается в женщину. Он знал, что она вполне самостоятельна и способна позаботиться о себе.
Джинни в бледно-зеленом платье простого покроя выглядела, как всегда, обворожительно. Стив, наконец, начал верить в то, что она полностью принадлежит ему.
— Мы обедаем здесь без особых церемоний — думаю, вы это уже поняли, — пробормотала Джинни, обращаясь к гостю, который проявил необычную для него вежливость и помог ей сесть.
Сегодня они обедали в маленькой гостиной, распахнутые двери которой выходили в освещенное фонарями патио. Вечер был теплым. Нежные дуновения слабого ветерка заставляли колыхаться лозу и приносили в комнату аромат ее цветов, смотревших на оранжевый месяц, висящий над деревьями, словно древний языческий символ.
Лаура попыталась сосредоточить внимание на щедро наполненной тарелке, заставляла себя думать о еде, а не о романтическом звездном вечере и мужчине, сидящем напротив нее.
Когда девушка вошла в комнату со своей матерью, ее поразил новый облик Трента Челленджера. Гость вымылся и сменил пропитавшуюся потом дорожную одежду на темно-серую хлопчатобумажную рубашку и парчовый пиджак. Темно-синий шейный платок выглядел так, словно был изготовлен из эскотского шелка. Мистер Челленджер подстриг свои отросшие волосы и бороду, отчего его вид стал более цивилизованным.
Но это — поверхностное впечатление, поняла Лаура, перехватив взгляд гостя. Трент рассек своими глазами-кинжалами черную шелковую броню ее платья. Даже его вежливая улыбка была обманом.
«Маленькая лицемерная сучка! — подумал Трент. — Закуталась в черный шелк от горла до запястий, точно монашенка». Он решил запомнить это сравнение и подразнить ее при случае. Он знал, что это время придет. Сейчас они находились в состоянии зыбкого перемирия, между ними словно действовало некое соглашение. Трент надеялся, что им удастся избежать новых стычек.
Глава 6
Убывающий месяц скрылся за деревьями. Его золотистое свечение пробивалось сквозь трепещущую листву и раскачиваемые ветром узловатые ветви. На фоне безоблачного темного неба звезды казались более яркими, чем обычно; тысячи светлячков выписывали узоры над цветущими побегами лозы, поднимающимися вдоль осыпающихся саманных стен патио. Казалось, что эта буйная зелень проросла в ограду и составляет с ней единое целое.
Лаура и Трент молча шагали вдоль края дворика, словно это была обычная светская прогулка в каком-нибудь городском парке.
Обед завершился. Все держались невыносимо вежливо — даже Франко. Лаура решительно заявила матери, что должна поговорить с мистером Челленджером и внести ясность в ситуацию. «Но почему он не может заговорить первым? — в отчаянии думала сейчас девушка. — В чем причина — в неумении вести светскую беседу или плохом воспитании?» Она резко остановилась, и ее спутник сделал то же самое. Однако прежде чем она успела сказать, что у нее на уме, и покончить с этим делом, Трент первым нарушил молчание.