В погоне за «Белым зайцем»

Сар Тим

Вот, пожалуй, и всё, к чему за три года удалось подойти. Пара исчезла бесследно и нигде не была запечатлена.

Этой ночью Ливан, снова злоупотребляя алкоголем, глушил воспоминания. Приняв душ и еще покачиваясь от похмельного синдрома, он скинул мокрое полотенце на кровать и начал надевать домашнюю одежду на свое, несмотря на возраст, крепко сбитое тело, покрытое многочисленными шрамами. Работа оставила на нем много «автографов» от самых «преданных поклонников». Убрав квартиру после бурной вечеринки, где он был единственной звездой, мужчина решил прогуляться с Каспером по району.

Надев на бультерьера только ошейник с коротким поводком, комиссар в отставке глянул на пса:

– Пойдем гулять, «собака-убийца».

Но четвероногий только зевнул в ответ и рухнул на пол, демонстрируя очевидную неохоту посещать холодную улицу.

– Пошли, дружище. Мы не в Испании, к сожалению. А может, и к счастью? Лишних сто двадцать тысяч евро за страховку у меня бы не нашлось, – обратился хозяин, склонившись к виляющему хвостом бультерьеру, и, распыляя перегар ему в морду, продолжил: – Я тебе больше скажу, Каспер. В Дании с 2011 года существует перечень пород собак, запрещенных для импорта, разведения и продажи. И к счастью, среди двенадцати упомянутых в нем нет бультерьера. Так что тут тебя не считают опасным!

Ливан приободряюще потеребил мощную голову своего питомца. Затем он приоткрыл дверь – и свежий воздух ворвался в дом.

Параллельно распутывая узлы на поводке, комиссар продолжал делиться своими знаниями с Каспером.

– В Испании же существуют требования к владельцам твоей породы, и, чтобы получить лицензию на содержание бультерьера, необходимо быть совершеннолетним. Мне подходит. Не иметь судимостей. Тоже подхожу. Быть психически и физически здоровым. Тут пятьдесят на пятьдесят. А также заключить договор страхования гражданской ответственности на сумму в сто двадцать тысяч евро! Вот тут я пас, – засмеялся Ливан, распутывая последний узел на поводке.

Открыв наконец полностью дверь, Олсен перешагнул за порог дома. Под его ботинками что-то вдруг захрустело. От этого неприятного звука Каспер зарычал. Ливан опустил голову и, увидев причину изданного собакой рыка, тут же застыл. Затем он медленно и осторожно сделал еще пару шагов по крыльцу и тревожно огляделся по сторонам в надежде увидеть кого-либо, но на улице было безлюдно и тихо. Обведя глазами крыльцо, он стал рассматривать разбросанные по нему осколки фарфоровой статуэтки. Основные ее части были уложены таким образом, чтобы было понятно, какую именно фигуру статуэтка изображала раньше. Перед Ливаном предстал образ животного, которого он одновременно боялся и презирал, – зайца. Сердце тревожно заколотилось в груди, и спазм сдавил горло. Мужчина чувствовал, что не может пошевелить даже пальцем. Его сковал страх, да такой, какой порой мы все испытывали в детстве, прижимаясь к подушке и боясь вынуть ногу из-под одеяла, словно в твою комнату кто-то проник ночью и смотрит на тебя. Каспер сдвинул хозяина с места, крепко державшегося за поводок. Псу стало интересно, и он, обнюхивая осколки, натянул поводок с такой силой, которой хватило для того, чтобы «оживить» хозяина. Олсен принялся изучать осколки. На одном из них он сразу заметил наклейку с надписью, разорванной пополам. Отодвинув пса, Ливан стал собирать всё, что когда-то было фигуркой. Он жадно искал вторую часть наклейки с текстом. Когда же она была найдена, комиссар, сложив обе части, сумел прочесть: «Скульптура "Заяц с морковкой № 2". Арт. 82.01963.00.1».

От очередного шока Ливан присел на крыльцо и, словно заклинание, произнес прочитанное вслух на русском языке.

Пригласительная открытка

В дверь кабинета постучали.

– Входите! – громко и отчетливо произнес полковник.

– Вызывали, Сергей Борисович? – уверенно глядя почти в потолок, отрапортовал лейтенант.

– Вызывал, Сережа. Только вызывал товарищ полковник, а не Сергей Борисович, – саркастически и взирая почти обреченно на Реброва, сказал Аганов, после чего налил в стакан из открытой бутылки дорогой коньяк.

Вместе с лейтенантом в кабинет вошла и капитан Виннер. Как обычно, молча и выжидающе смотрела она на начальника.

Полковник осушил содержимое стакана залпом, поморщился и наконец всерьез взглянул на вошедших в кабинет молодых офицеров.

– Короче. Мне сейчас позвонили из Кингисеппа и рассказали такое, от чего мои редкие волосы на голове встали дыбом.

Офицеры почти незаметно и вопросительно переглянулись между собой. Они впервые видели начальника таким тихим и озадаченным. В глазах его было что-то незнакомое для них и одновременно пугающее, словно он был чем-то очень сильно тронут или, скорее, шокирован.

– В общем, там у церкви, точнее, во дворе собора просто зверски была убита девчонка. Нужно поехать туда и узнать все обстоятельства этого безумия, – сказал полковник, вновь потянувшись к коньяку.

– Разрешите обратиться… – начала было Кира.

– Виннер! – резко оборвал ее Аганов. – Давай без этого официоза. Это я Сережу учу, как обращаться к начальству. Ты у нас идеальный сотрудник.

Не теряя выдержки, девушка спросила:

– В чем выражается безумие?

– В чем?! Да в том, что ей подожгли пи… гениталии и задушили! Бросили у церкви! Прости господи, – сказал полковник, быстро перекрестившись слева направо, как положено католическим христианам. Затем он поднял глаза в потолок, обращаясь к импровизируемому небу. – Нарядили в маскарадного зайца, а рядом разбросали фото таких же убийств! – Его лицо покраснело, а вены на шее вздулись. Пока он допивал второй стакан коньяка, повисла тяжелая тишина. После со спазмом в горле полковник обратился к капитану: – Ты же у нас вроде по-скандинавски шаришь?

– Нет. Я знаю шведский и датский языки, а также могу на среднем уровне говорить по-английски, – утонченно сравняв счет по сарказму один один, ответила Кира.

Ребров хихикнул и тут же заставил себя сдержаться. Аганов недобро взглянул на лейтенанта, и тот, избегая сурового наказания, низко опустил голову.

– Да мне по ху-урме! Хоть цыганский, – продолжая злобно смотреть на Реброва, но обращаясь к Виннер, произнес он. – Короче. Там на одном из фото надпись на этом тарабарском языке. Обещали фото в «телеге» прислать. Надо перевести. Сможешь?

– Так точно.

– Тогда давайте дуйте пока туда. Адрес вот. – И полковник протянул листок, на котором было едва разборчивым почерком написано: «Ул. Воскова, 27б/6. Собор Екатерины Великомученицы».

– Что? Прям сейчас?! – неконтролируемо и разочарованно вылетело из уст лейтенанта.

– Нет, бл… блин! Завтра, Сережа! – еле сдерживая нецензурные слова, выпалил Аганов.

– Разрешите идти? – одновременно обращаясь к начальнику и дергая за руку Реброва, спешно произнесла Кира.

– Идите, – словно затухающий вулкан, вяло выбрасывающий в атмосферу последний пепел, выдал полковник.

Вдруг в его телефоне раздался звук оповещения в «Телеграме».

– Стой! Вот смотри, прислали. – Он протянул телефон Кире, на котором была открыта фотография.

Виннер взяла телефон в руки и увидела надпись.

– Ну?! Что там написано? Скажи нам! – с выжидающим взглядом и требующим тоном обратился Аганов к подчиненной.

Кира прищурилась, глядя в экран дорогого смартфона, и почти шепотом на датском прочитала: «En invitation til Mr. Olsen. Hvid Hare».