В погоне за «Босфором»
Шрифт:
Надин подогрела в себе чувство горячего участия и глянула в глаза жениха. «Внутренняя» Надин заметила, как на его лице мелькнуло изумление, а потом он с нежностью и восхищением стал говорить о своей матери. Надин с восторгом переспрашивала, восхищалась талантами княгини Татьяны и чувствовала, как делает еще один крошечный шажок на пути к сердцу жениха. Она еще не знала, зачем ей это нужно, но делала. Это упоительное ощущение напоминало ей ходьбу по канату над пропастью. Один шаг – хорошо, второй – еще лучше.
Надин глянула
«Мы еще поглядим, чей он будет», – мстительно подумала Надин и стала подбирать следующие темы для разговора, но ее жених замолчал, а потом с сомнением заметил:
– Похоже, что мы выбрали неудачное место для моих семейных воспоминаний: за ужином, да еще в гостях – это, скорее всего, неуместно. Поговорим о насущных проблемах. Вашим посаженным отцом будет граф Кочубей, а кто будет вашим шафером?
– Барон Шварценберг – он родственник, и маме будет приятно, а кто будет вашим шафером?
– Мне удалось договориться с Веневитиновым, он – мой четвероюродный брат по отцу. К тому же он – хороший, светлый человек.
– Прекрасный выбор! – подтвердила Надин и нашла взглядом молодого поэта, сидевшего, как всегда, рядом со своим кумиром – княгиней Зизи.
Ордынцев перехватил инициативу в разговоре. Теперь он сам выбирал темы, при этом острил и тонко льстил, восхваляя достоинства своей невесты. Его глаза стали мягкими, а обворожительная улыбка грела душу. Он обольщал Надин!
«Неизвестно, кто из нас умнее и искуснее, – призадумалась она и решила: – Нужно держать ухо востро. Не пора ли исчезнуть?».
Слава богу, ужин подошел к концу, и как только хозяйка поднялась из-за стола, а за ней потянулись остальные гости, Надин объявила жениху:
– Нам с сестрой пора домой. Если вы завтра не слишком заняты, то можете навестить нас.
– Конечно, – любезно согласился Дмитрий и поискал взглядом младшую Чернышеву. Та как раз шла к ним, опираясь на руку барона Шварценберга.
Обе пары попрощались с хозяйкой и вышли. На улице уже во всю хозяйничала прохладная сентябрьская ночь. Надин вздрогнула в ознобе и поплотнее затянула шаль на открытых плечах.
– Мерзнете? – спросил ее жених, и с интонацией искусителя уточнил: – Может, вас обнять? По-моему, мы находимся на той стадии ухаживаний, когда это уже возможно.
– Я вообще-то не заметила ухаживаний, – парировала Надин.
Ее жених даже не потрудился скрыть иронию:
– А чем же мы с вами занимались за столом у любезной княгини Волконской?
– Мы просто разговаривали, – упрямо прикидываясь дурочкой, возразила Надин.
Дойдя до крыльца родного дома, она попрощалась и утащила за собой сестру.
– Куда ты так спешишь? – удивилась Любочка.
– Я устала от пикировки с женихом, – честно призналась Надин, – а завтра он снова появится на моем горизонте.
– Так, может, тебе не выходить за него? Если он тебе сейчас в тягость, что же будет потом?
– Поживем – увидим. Я не привыкла пасовать перед трудностями, а князь Ордынцев – не самая большая из них.
Надин довела сестру до ее комнаты и с облегчением ушла к себе. Она безмерно устала, эта дуэль с женихом истощила все силы. Надин упала в кресло и прикрыла глаза, ей не хотелось даже шевелиться. Она услышала шаги Стеши, та, решив, что хозяйка спит, принялась тихо скатывать с ее руки перчатку.
– Я не сплю, – заметила Надин, не открывая глаз.
– Ой, а я думала, что вы так и заснули, не раздеваясь, – затараторила горничная. – Там вам письмо недавно принесли, дворецкий отдал конверт мне, сказал – вам в руки передать.
– Что за письмо? – удивилась Надин, открывая глаза, и тут же обрадовалась: – наверное, это от Веры. Давай скорее сюда!
Горничная протянула ей конверт, и Надин поразилась: ее имя было нацарапано грубым почерком малограмотного человек. Она сломала печать. Письмо оказалось коротким и не оставляло никаких сомнений в чувствах написавшего его человека:
«Надежда Александровна, вы считали, что сумеете меня обмануть, а я не узнаю о вашей свадьбе с Ордынцевым. Сообщаю, что вы сильно просчитались и станете жалеть об этом до конца жизни. Я описал князю все ваши проступки и отправил ему письмо одновременно с этим. Так что теперь вашу семью ждет вечный позор, а что сделает с вами жених – решать ему».
Подписи не было, но она и не требовалась. Перед глазами Надин встало ненавистное лицо Ивана Печерского, и она застонала.
– Что с вами? – испугалась Стеша. – Плохие вести?
Голос служанки отрезвил Надин. Нужно было что-то делать – спасать положение. Как всегда в минуты опасности, ее воля зажала все чувства в кулак, пришли трезвость и решительность, и Надин приказала:
– Стеша, брось эти дурацкие перчатки и беги на конюшню. Скажи, чтобы заложили коляску, и ждите меня во дворе, я выйду через четверть часа. Только шума не поднимай, не нужно будить маму и бабушку.
– Как скажете, барышня, – пробормотала оторопевшая горничная.
Стеша кинулась выполнять поручение, а Надин застегнула поверх платья длинную темно-синюю тальму и натянула старую шляпку-капор. У конюшни ее уже ждала коляска. Сумрачный кучер клевал носом на козлах. Увидев молодую хозяйку, он потянул с головы шапку и спросил:
– Куда едем, барышня?
– На Неглинную, – отозвалась Надин, – дом я покажу.
Дмитрию все больше нравился барон Шварценберг: тот оказался умным и интересным собеседником. У дома на Моховой, где остановился барон, Ордынцев тепло пожал ему руку и напомнил о завтрашнем венчании.