В погоне за «Босфором»
Шрифт:
Чернышев поднялся, намекая, что аудиенция окончена. Он позвонил в колокольчик, и в дверях, как по мановению волшебной палочки, возник одетый в все черное усталый немолодой господин.
– Принесли, Костиков? – осведомился военный министр. – Кладите на стол, я еще раз посмотрю доклад и тогда уже поеду к государю.
Ордынцев понял, что его выпроваживают. Он попрощался и вышел. Чернышев явно хотел переложить свою вину на плечи шефа жандармов. В любом случае прямых улик у Дмитрия не было, и ему оставалось лишь одно: ехать в столицу и добывать неопровержимые доказательства.
– Ваша светлость, – окликнул его сзади
Дмитрий повернулся и увидел, что за ним спешит усталый штатский из кабинета военного министра.
– Вы простите меня за настойчивость, но я услышал конец вашего разговора с его высокопревосходительством, – тихо, почти шепотом сказал Костиков. Он помялся, но, как видно, решившись, продолжил: – Дело в том, что Печерский перед отъездом украл из моей комнаты доклад, написанный к сегодняшнему дню, я не стал поднимать шум, а заново восстановил документ по черновым записям. Я думаю, мерзавец надеялся, что я не смогу это сделать, и граф выгонит меня. К тому же Печерский подбросил мне в комнату хозяйкины драгоценности, хорошо еще, что я сразу их обнаружил и с помощью горничной ее сиятельства вернул на место.
– Вот как? И чему был посвящен доклад? – уточнил Дмитрий.
– Военным поселениям. Я подробно описывал их дислокации, количество людей, имущество и вооружение.
– Ценные сведения для того, кто работает на врага, – констатировал Ордынцев и поблагодарил: – Спасибо, что предупредили меня, буду знать, что искать.
– Это еще не все, – пугливо оглянувшись по сторонам, прошептал чиновник, – я ведь тоже слышал тот разговор, как и ваш мальчик. Печерский и его гость, стояли под окнами моей комнаты. Я не решился сообщить об этом его высокопревосходительству, не знал, как он к этому отнесется. Но раз вы ему все рассказали, я, наверное, сегодня же вечером доложу о том, что слышал.
Какая удача – замаячил полноценный свидетель! И Ордынцев с надеждой спросил:
– Я могу рассчитывать, что вы дадите против Печерского показания под присягой?
– Конечно, ваша светлость, это – мой долг, – согласился Костиков, и Дмитрий успел заметить радостный блеск в его глазах.
«Печерский, походя, наживает себе врагов, – догадался Дмитрий, – этот незаметный чиновник с радостью поквитается с сиятельным негодяем, а если бы у того хватило ума не подбрасывать драгоценности, Костиков промолчал бы и у меня не появился бы такой важный свидетель».
Ордынцев поблагодарил нового союзника, попрощался и вышел. В саду опавшая листва позолотила газоны, на клумбе посреди двора доцветали осенние цветы. Коляска по-прежнему стояла у крыльца, кучер дремал на козлах, но Данилы в экипаже не было. Ордынцев с удивлением оглянулся, и тут же увидел, как паренек вынырнул из зарослей жасмина у чугунной решетки. Он явно манил Дмитрия к себе.
– Что это за представление? – удивился Ордынцев.
– Тише, ваша светлость, там окно открыто, еще услышат, – прошептал паренек, потянув его за собой.
Они миновали чугунную ограду, отделявшую сад от улицы, и добрались до стены флигеля. Окно там действительно было приоткрыто, за ним разговаривали двое. Низкий мужской голос Дмитрий слышал впервые, но зато женский он не спутал бы ни с каким другим. Во флигеле наедине с незнакомым мужчиной что-то обсуждала Надин.
Надин понимала, что не просто проиграла, а потерпела жуткое, сокрушительное поражение. Такое случилось с ней впервые, и черные, как деготь, чувства отчаяния, сожаления и даже отвращения к самой себе изводили ее. Это напоминало зубную боль, от той тоже нельзя избавиться, а с ней – ни заснуть, ни бодрствовать. Вот ведь позорище! Соперница бросила ей вызов – а она проиграла в этой борьбе. Что на нее нашло? Одна фраза – и она навсегда потеряла мужа, а ведь Дмитрий так подходил для этой роли: умен, красив, с явным характером, попросту говоря – настоящий мужчина.
Прошло уже столько часов, но Надин все время вновь и вновь прокручивала в памяти ужасную сцену: муж наклоняется к ней, чтобы поцеловать, в его глазах цветет нежность, а следом вспыхивает желание. В полушаге от победы над соперницей Надин сама все испортила…
«Я всегда знала, что преуспею в любом деле, почему же сейчас я так раскисла? – спросила себя Надин и тут же нашла ответ. – Просто это дело оказалось труднее, чем другие. Нужно пережить поражение и начать все сначала».
Эта простая мысль немного притупила боль, стало легче дышать, противная дрожь, волнами сотрясавшая тело, постепенно затихла. Очень хотелось уснуть, чтобы наутро вновь проснуться самой собой, но не получилось – Надин так и пролежала, свернувшись комочком, до самой зари. Зато под утро пришло решение. Оно было простым и понятным: надо бы просто понравиться мужу. Надин считала себя умной и интересной, ей оставалось только донести эту правду до Ордынцева, а уж выбор тот должен был сделать сам.
«Лучшее – враг хорошего! Начну, как с чистого листа, – словно и не было ни Нарышкиной, ни сцены в гостиной! Буду считать, что мне просто понравился красивый моряк, и я хочу его приручить» – придумала она и повеселела.
Вечером Ордынцев собирался представить ее обществу как свою жену, и это был самый подходящий случай произвести настоящий фурор.
«Встаю – и начинаю бороться, – решила Надин. – Сегодня утром я должна забрать купчую на новую усадьбу, а к вечеру стать первой красавицей на балу. Задача не из простых, но тем желаннее будет победа!».
Она дождалась Стешу. Послала ту на разведку, и когда ее наперсница донесла, что Ордынцев забрал с собой Данилу и уехал из дома, Надин отправилась к своему поверенному.
– Ну что, готова купчая и выписки? – поинтересовалась она прямо с порога.
– Да, ваше сиятельство, пожалуйте, – откликнулся поверенный, доставая из стола свернутые и перевязанные тесьмой плотные листы с гербовыми печатями. – Вы распорядились оформить покупку усадьбы на имя графини Любови Александровны, все так и сделано. Изволите посмотреть?
Поверенный разложил купчую и выписку на столе, и Надин быстро пробежала глазами строчки обоих документов. Все получилось как нельзя лучше. Вот он – еще один кирпичик в фундамент благосостояния семьи. Радость окрасила румянцем щеки Надин, а ее улыбка засияла.
– Благодарю вас от всего сердца, – призналась она. – Пожалуйста, если появится еще какой-нибудь интересный заклад, дайте мне знать, я пока остаюсь в Москве, только теперь буду жить в другом месте.
Надин написала свой новый адрес и простилась с Жарковичем. Пряча под шалью бумаги, она прошла к выходу, но когда ее провожатый распахнул дверь, Надин обмерла. На крыльце стоял ее муж, и выражение его лица не сулило ничего хорошего.