В погоне за «Босфором»
Шрифт:
– Печерский сколько вечеров подряд тут был? – уточнил капитан. – Ты не юли, мы и сами все знаем, я проверяю твою честность.
– Не было его долго, а позавчера появился. У хозяйки для него трубка всегда приготовлена. Первый вечер граф трубку нашел, но вчера, когда пришел, а трубка не набита, он такой скандал устроил, орал, что поубивает нас всех, если мы траву ему не дадим. Я Печерскому русским языком объяснила, что трава есть только у самой хозяйки, у нас ничего нету, тогда он как будто что-то вспомнил, под кровать полез и железный
– Нож, говоришь? – заинтересовался Щеглов. – Какой он был, помнишь?
– Да чего помнить, я его сколько раз видела, хозяйка его здесь держала, говорила, что муж ей подарок с Кавказа привез. Вроде из особенного булата нож этот сделанный, а ручка у него – серебряная с чернью.
– Вот видишь, милочка, ты и призналась, – потер руки капитан, – именно такой нож Гедоеву под ребра и загнали. Ты это и сделала, больше некому, подучил тебя твой любовник, а ты и рада услужить.
Тут уж Неонила зарыдала в голос, и крупные, как все у этой великанши, слезы побежали по ее красным щекам.
– Мамой покойной клянусь, не делала я этого!
– Ну, а кто тогда? Твой любовник Конкин? – продолжал давить Щеглов.
– Про Конкина не скажу, не знаю. Только зачем тому хозяйкиного мужа убивать, если он ему товар привозил? Купец мне сам в подпитии хвастался, что с этого Алана огромные деньжищи имеет, только тому ничего не дает. Это все Печерский сделал! Хозяйка ведь от него забеременела, я уж не знаю, зачем ей это понадобилось, но она так старалась от этого графа ребенка завести. Может, надеялась, что тот ее содержать станет, да только, по мне, кто на траву запал – тот все до последней нитки спустит, от него толку уже не будет.
– Мало ли у графа незаконных детей, он ведь ничего не обещал этой женщине, разве не так? – скептически скривил рот частный пристав.
– Так это понятно! Только хозяйкин муж обо всем узнал. Поэтому он и бил Азу смертным боем, та даже раньше срока родила, слава богу, что и сама, и сынок выжили. Мадам мне призналась, что муж грозился ее любовника убить, да, видно, тот сильнее оказался, справился с хозяйкиным задохликом.
– Значит, ты утверждаешь, что ни ты, ни твой любовник к убийству не причастны? – задумчиво, как будто начиная верить женщине, уточнил капитан. – К тому же ты предполагаешь, что любовник твоей хозяйки убил ее мужа на почве ревности.
– Про Печерского не могу сказать, чтобы он хозяйку ревновал. Он с ней обращался как с прислугой, – вспомнила Неонила, – а про мужа мне мадам Аза так и говорила, когда в первый раз избитая пришла: вроде Алан узнал про ее любовника и пообещал того убить.
– Хорошо, будем считать, что ты помогла расследованию, – заявил Щеглов. – Иди к остальным женщинам – и головой мне отвечаешь за то, чтобы никто из борделя не сбежал! Смотри, чтобы все твои девицы на месте были, мне ведь донесли, что ты у хозяйки – правая рука.
– Врут, ваше высокоблагородие, я – бедная девушка, – заныла Неонила, но с готовностью поднялась и пошла к двери. Там она нерешительно остановилась и, подобострастно улыбаясь, поинтересовалась: – Можно нам сегодня заведение открыть, а иначе убыток большой будет?
– Как приставы тело увезут – можете открывать, – разрешил Щеглов, и строго прикрикнул: – Сама завтра утром ко мне в участок придешь и девок своих приведешь, запишем ваши показания. Чтобы все к девяти утра пришли, не опаздывайте.
Неонила заверила пристава, что они будут минута в минуту, и выбежала за дверь, а пристав предложил Ордынскому:
– Похоже, что из здешних обитательниц мы выжали все, что можно, забирайте трубку, а я возьму ларец. Пора нам поговорить с несчастной вдовой.
К дому овдовевшей Азы Гедоевой офицеры подъехали уже в сумерках. Им пришлось долго колотить в калитку, наконец, за забором послышались шаркающие шаги и раздраженный женский голос осведомился:
– Чего надо? Хозяина дома нет, приходите завтра.
– Открывайте, полиция! Не откроете – сломаем забор! – крикнул Щеглов.
– Ой, боже мой, – запричитали во дворе, загремел засов, и калитка распахнулась. За ней маячила неопрятная старуха в черном.
– Где хозяйка? – повелительно осведомился частный пристав, отодвигая женщину с дороги.
– Известно где, около дитяти, – огрызнулась бабка и махнула рукой в сторону дома, – в мезонине она, ребенка качает. Орет, сердешный, благим матом, небось, не жилец.
Капитан переглянулся с Ордынцевым и распорядился:
– Веди нас к ней, ребенка возьмешь, а нам с хозяйкой поговорить нужно.
Бубня себе под нос что-то нечленораздельное, старуха повела посетителей в дом. Внутри тот оказался полной копией соседнего, с той лишь разницей, что мебель здесь стояла неказистая и дешевая, и вообще, обстановка говорила скорее о бедности, чем о достатке.
– Не похоже, что хозяин много зарабатывает на гашише, – шепнул Дмитрию Щеглов, – не балуется ли он сам? А если еще и на пару с женой, то тогда на продажу у него мало что остается.
– Может, поэтому он и хотел забрать у Конкина часть привезенной партии? – так же тихо ответил Ордынцев.
Щеглов молча кивнул, потому что они уже добрались до низкой двери, ведущей в единственную комнату мезонина. За стеной надрывно плакал ребенок. Старуха постучала и крикнула:
– Тут к вам господа пришли, поговорить желают.
– Мужа нет, приходите завтра, – заявил из-за двери женский голос и пригрозил: – Если не уйдете, позову квартального.
– Не нужно так усердствовать, мы пришли сами, – заявил капитан и толкнул дверь.