Шрифт:
Пролог
Константинополь.
Октябрь 1825 года.
Душный вечер уже накрыл древнюю столицу великолепной Порты, в окнах прибрежных домов давно горели огни, а шустрая лодка с двумя парами гребцов, скользившая по лиловым закатным водам Босфора, все еще не достигла своей цели. Сидящий на корме человек в европейском сюртуке и турецкой малиновой феске в нетерпении прищелкнул пальцами. Он не любил опаздывать, а еще больше он не любил путешествия, тем более такие некомфортные, как нынешнее. Его узкое лицо с тонким
– Долго еще? – спросил он у старшего из гребцов.
– Нет, господин, вон уже мыс показался. Рыбацкая деревушка – левее, сразу за мысом, а новые дома – правее, – почтительно доложил моряк.
Пассажир кивнул и замолчал. Ему пришлось нанять лодку в предместье, чтобы этот его визит остался втайне. Сегодня он должен был завершить работу самого ценного из своих осведомителей в тайной греческой организации «Филики этерия», и организовать переброску в Одессу нового агента. У османской разведки не хватало шпионов в России, к тому же среди них не было ни одного имперского подданного. Тот же, к кому сейчас направлялся пассажир, имел настоящие российские документы, а это сулило отличнейшие перспективы.
– Куда прикажете, господин? – уточнил старший из гребцов, – к рыбакам?
– К новым домам, и подождете меня с полчаса, а потом отвезете обратно.
Лодка взяла правее и через четверть часа приблизилась к берегу. Узкая полоска гальки вперемежку с крупными валунами окаймляла крутой скалистый подъем. С высоты берега вниз сбегала тропинка, а по воде ей навстречу стремились узкие мостки.
– Здесь причалим, – объяснил пассажиру гребец. – Вы по тропинке подниметесь и увидите новые дома, там всего одна улица.
Пассажир молча кивнул, и как только лодка ткнулась бортом в доски импровизированной пристани, перескочил на мостки.
– Ждите, – распорядился он и сбежал на тропинку.
Также стремительно он поднялся на кручу и огляделся по сторонам. Два ряда похожих друг на друга каменных домов под четырехскатными черепичными крышами лепились к склону горы. Пассажир направился ко второму дому с левой стороны, толкнул незапертую калитку и взошел на крыльцо. Дверь сразу же отворилась, и высокий смуглый толстяк, одетый по-европейски, придержав дверь, отступил вглубь коридора.
– Добрый вечер, а я уже думал, что вы не придете, Муртаза-Ага, – сказал он по-турецки, но с грубым акцентом.
– Вы ошиблись, – не считая нужным оправдываться, ответил гость. – У меня мало времени, давайте перейдем к делу.
– Да-да, конечно, прошу вас, – заторопился иностранец и повел своего визитера в большую полупустую комнату, выходящую окнами на Босфор. – Вы ведь в первый раз у меня дома?
– И в последний, – отрезал Муртаза-Ага. – Я вынужден отказаться от ваших услуг. Этеристы больше не примут вас – ясно же, что они вас вычислили, а раз так, то это только вопрос времени – узнать ваше местонахождение. Мое начальство не хочет, чтобы дом, предназначенный для проживания наших агентов, был рассекречен и к тому же обагрен кровью. Я вынужден предложить вам покинуть его.
– Но как же так?.. – растерялся толстяк, лицо его под жесткой щеткой бараньих кудрей бледнело на глазах. – Куда я пойду? Я столько сделал для нашего дела, а теперь вы гоните меня на ножи заговорщиков?
Казалось, что его страх заполнил всю комнату. Запах пота, особенно мерзкий в духоте перегретого за день воздуха, резанул чуткий нюх гостя, но турок подавил брезгливый позыв и равнодушно процедил:
– Мы оба с вами находимся в безвыходной ситуации: я не обсуждаю приказы своего начальства, а вам некуда идти. Но поскольку я не привык бросать преданных лично мне людей, то взял на себя смелость порекомендовать вашу кандидатуру на роль нашего агента в России. Материально это дело необыкновенно выгодно. Тому, кого берут на такую ответственную службу, сразу дарят один из этих домов и выдают аванс в десять тысяч пиастров.
– Но ведь в России за это – смерть!
– Не попадайтесь, – пожал плечами Муртаза-Ага, – по риску и оплата. Ну, что скажете?
– А мне нужно сразу дать ответ? – заюлил его собеседник. – Дайте хотя бы подумать.
– Некогда! Мой агент должен завтра на рассвете отправиться на задание. Либо я передам все документы вам, либо другому человеку. Так что у вас – ровно пять минут на раздумье, – сообщил турок и отошел к окну.
Он встал так, чтобы его не видели с улицы, с облегчением подставил лицо под легкий ветерок с Босфора, а потом осмотрел берег и спуск к воде. Хотя уже стемнело, он еще различал лодку, ожидавшую его возвращения.
– А документы на дом сразу дадите? – прозвучало за его спиной.
Муртаза-Ага обернулся и с удовольствием отметил, что толстяк полностью деморализован. Получилось именно то, чего он и добивался.
– Купчая со мной. Кстати, вас поэтому и выселяют, что дом отходит нашему новому агенту. Мы ценим храбрых людей.
– Да что же я должен делать?! – взвизгнул толстяк. – Надеюсь, не генералов в Санкт-Петербурге убивать?
– Мы не ставим невыполнимых задач. Нас интересуют только документы, прежде всего те, что касаются портов и крепостей, а также флота и армии, ну и любые сведения из министерства иностранных дел, задевающие интересы Османской империи.
– Ничего себе… – протянул иностранец, – кем же нужно быть, чтобы добраться до этих бумаг?
– Незаметным чиновником, писарем или адъютантом военного начальника – нам все равно, главное, чтобы результат был.
Краски постепенно вернулись на щеки толстяка, но тот все еще не мог принять решение. Наконец он воскликнул:
– А если начнется война?! Вы понимаете, как я рискую?
– В военное время оплата удваивается. Здесь – аванс за первое донесение. Все – в золоте. Берете?
Муртаза-Ага кинул на стол увесистый кожаный кошель. Пухлая рука с короткими пальцами тут же сгребла его.
– Беру, – подтвердил толстяк. – А что мне теперь делать?
– Все указания найдете в этом конверте, – объяснил турок. – Завтра в пять часов утра будьте вон на тех мостках, подойдет лодка и отвезет вас на корабль, идущий в Анапу, а там уже комендант крепости по своим каналам переправит вас в Одессу.
Он положил на стол купчую на дом, паспорт нового шпиона и толстый запечатанный конверт. Увидев, как, не выпуская из рук кошель с деньгами, иностранец ухватил и купчую, Муртаза-Ага явственно хмыкнул. А вот это зря!.. Он вышел из образа строгого, но справедливого начальника. Вновь войдя в роль, турок поспешно добавил: