В погоне за рассветом
Шрифт:
— Похоже на разлагающиеся саваны, — заметил я.
К моему изумлению, Уссу сказал:
— Это они и есть. — И, понизив голос, добавил: — Окажи уважение, ференгхи. Отвернись и не пялься на них, пока повозки не проедут.
Сам он не произнес ни слова, пока тихий караван не проехал мимо. А затем Уссу рассказал мне, что все хань страстно желают, чтобы их обязательно похоронили там, где они родились, и оставшиеся в живых наследники прикладывают к этому все силы. Поскольку большинство хань, которые содержат постоялые дворы и лавки в западных пределах Шелкового пути, родились в густо населенных восточных частях страны, они хотят, чтобы их останки покоились именно там. Потому-то всех хань, которые умерли на западе, хоронят неглубоко, а потом, спустя много лет, когда таких умерших накопится много, их семьи на востоке организуют караван и отправляют его на запад. Все тела выкапывают, собирают вместе и перевозят обратно на родину. Такое происходит примерно раз в поколение, сказал Уссу, таким образом, европейцам не часто выпадает возможность наблюдать подобное зрелище.
На всем протяжении Шелкового пути, от самого Кашгара, мы вынуждены были переходить вброд встречающиеся нам маленькие речушки — мелкие потоки, струившиеся со снежных вершин на юге и быстро впитывавшиеся в пустыне на севере. Однако восточнее Аньси мы обнаружили более значительную реку, которая текла на восток, в том направлении, куда двигались и мы сами. Сначала ее исток был весело журчащим потоком чистой воды, но каждый раз, когда дорога снова приводила нас к этой реке, мы видели, что поток становится все более широким, глубоким и бурным, одновременно делаясь грязно-желтым от скопившегося ила. Это и дало название реке — Хуанхэ, или Желтая река. Охватывающая всю территорию Китая, Хуанхэ считается одной из двух великих китайских рек. Вторая, еще более полноводная, течет дальше к югу и называется Янцзы, что означает просто Огромная река; она пересекает весь Китай.
— Янцзы и Хуанхэ, — поучительно сказал отец, — после легендарного Нила являются второй и третьей по длине реками во всем известном мире.
Я мог бы шутливо заметить, что Хуанхэ, должно быть, еще и самая высокая река на земле. Я часто рассказывал об этом впоследствии, но мне редко верили: почти на всем своем протяжении Хуанхэ находится выше окружающих ее земель.
«Как такое может быть? — возражали мне. — Река ведь зависит от земли. И если уровень воды в реке повысится, она просто разольется по прилегающим к ней землям».
Но Желтая река не разливалась, не считая гибельных паводков. Годами, веками и поколениями крестьяне — хань, жившие вдоль реки, — возводили земляную плотину, чтобы укрепить берега. Однако из-за того, что Хуанхэ несет такое большое количество ила, а он постоянно откладывается на дне реки, сама поверхность дна тоже постоянно поднимается. Поэтому многие поколения местных крестьян, на протяжении веков и целых эпох, вынуждены были продолжать строительство дамбы. И в результате расположенная между этими искусственными берегами Желтая река, образно говоря, находится выше четырехэтажного здания.
— Но, даже такие большие, эти плотины сделаны всего лишь из земли, — пояснил отец. — Помнится, мы были здесь в один очень дождливый год и видели, как Хуанхэ стала такой многоводной и бурной, что уничтожила эти берега.
— Река подперла берега и перелилась? — удивился я. — Наверное, это было что-то.
Дядя Маттео сказал:
— Представь себе, что вода затопила всю Венецию и материковую часть Венето, которые находятся ниже уровня лагуны. Да уж, это было воистину великое наводнение. Деревни и города, оказавшиеся под водой, исчезли. Ушли под воду целые провинции.
— Так случается не каждый год, хвала Господу, — сказал отец. — Однако достаточно часто для того, чтобы у Желтой реки появилось другое название — Кара Сыновей Хань.
Несмотря на это, пока река спокойна, хань пользуются ею с большой выгодой. Повсюду вдоль берегов Хуанхэ я видел самые большие в мире колеса: деревянные и тростниковые водяные мельницы, такой высоты, как если бы поставить друг на друга двадцать человек. Вдоль всей окружности колеса на спицах крепилось множество бадей и лопастей, которые река наполняла водой, поднимала и переливала в оросительные каналы.
В одном месте я заметил у берега лодку, у которой с каждой стороны имелись огромные колеса с вращающимися лопастями. Поначалу я подумал, что это очередное изобретение хань — двигатель, чтобы освободить гребцов от работы. Однако, присмотревшись повнимательней, я снова разочаровался в хваленых изобретениях хань, потому что понял, что это судно просто стояло на якоре у берега, а лопасти колес вращало течение реки. Сами же колеса вращали валы и спицы внутри лодки, чтобы жернова мололи из зерна муку. Таким образом, это оказалось не что иное, как водяная мельница, новинкой было лишь то, что она не стояла на месте, а ее можно было передвинуть вверх и вниз по течению, в любое место, где созрел урожай зерна, которое требовалось перемолоть в муку.
Поскольку движение на Желтой реке было интенсивней, чем по Шелковому пути, нам попадалось неисчислимое количество различных видов судов. Когда народу хань приходится перевозить грузы на большие расстояния, они предпочитают делать это по воде, а не по суше. На мой взгляд, весьма благоразумно, однако монголы всячески насмехаются над хань за то, что те пренебрегают лошадьми. Однако лошадь, как и любое другое верховое животное, проходя какое-нибудь расстояние, съедает больше зерна, чем может нести, так что путешествие на лодке обходится гораздо дешевле. Поэтому неудивительно, что хань поклоняются своим рекам; то, что мы, жители Запада, называем Млечным Путем, они уважительно именуют Небесной Рекой.
На Желтой реке было множество плоскодонок, которые назывались san-pan. Обычно на каждой лодке плавала целая семья, для которой она была одновременно домом, средством передвижения и средством зарабатывать на жизнь. Мужчины или гребли, или тащили лодку на веревке вверх по течению, попеременно разгружая и снова нагружая ее. Женщины же занимались постоянной готовкой и стиркой белья. На этих плоскодонках также играло бесчисленное количество маленьких мальчиков и девочек, на которых не было ничего, кроме выдолбленных тыкв, привязанных к поясу; это делалось для того, чтобы малыши не утонули, когда упадут за борт, а это с ними происходило постоянно.
Здесь было и множество других судов, побольше, которые управлялись парусами. Когда я спросил наших сопровождающих, как они называются, монголы равнодушно произнесли что-то вроде «джонка». Правильное слово я узнал от хань — «чуань», но оно означает всего лишь судно вообще. Я так и не смог выучить тридцать восемь названий тридцати восьми различных видов речных и морских джонок.
В любом случае самая маленькая из них была величиной с небольшое фламандское рыболовное судно, хотя со стороны казалась такой же нелепой и неуклюжей, как плывущий по реке огромный деревянный башмак. Постепенно я догадался, что если у нас на Западе суда создают по образцу рыбы, чтобы сообщить им скорость, то моделью для джонки служила утка, поскольку создатели хотели придать своему творению устойчивость. Я не раз наблюдал, как джонка спокойно проплывает по Желтой реке над самыми бурными водоворотами с белыми «барашками». Возможно, потому, что джонка была медленной и прочной, ей для управления нужен был только один руль, а не два, как нашим судам; он располагался на корме посередине корабля и требовал всего одного рулевого. Паруса у джонки тоже странные: «пузо» паруса не надувается на ветру, оно обнесено рейками через определенные интервалы, поэтому паруса выглядят как перепончатые крылья летучей мыши. Когда необходимо уменьшить парус, то хань не опускают стеньгу, как на наших судах, а складывают перекладину за перекладиной, словно закрывают решетку жалюзи.