В погоне за счастьем
Шрифт:
Все органы в норме. Так что одно из двух: либо у нее небольшой нервный срыв, либо, что называется, приступ хандры. Это бывает во время беременности. Если женщина чувствительная, ранимая, в состоянии беременности она склонна видеть все в искаженном свете. И, как ребенок, замыкается в себе. Дуется на весь свет.
И как долго это может продолжаться? — спросил Джордж.
Не знаю. Постарайтесь обеспечить ей покой и нормальное питание. Через день-два она выйдет из этого состояния.
А если нет? — спросила миссис Грей.
Тогда, — сказал доктор, — рассмотрим
Я снова закрыла глаза. Только на этот раз желаемый эффект был достигнут. Я провалилась в беспамятство.
Когда я снова открыла глаза, то сразу поняла, что случилось что-то очень плохое. Была глубокая ночь. Я слышала, как тихо сопит Джордж на соседней кровати. В комнате было черно. И жарко. Так жарко, что я вся взмокла. Очень хотелось в туалет. Но когда я попыталась приподняться, у меня закрркилась голова, подкатила тошнота. Мне все-таки удалось спустить ноги на пол. Но чтобы встать потребовалось некоторое усилие. Я сделала шаг и едва не рухнула. Видимо, мое недавнее недомогание — состояние рассеянности, как назвала его миссис Грей, — оказалось куда более серьезным, чем я предполагала. Потому что мне действительно было очень худо.
Я на ощупь побрела через всю комнату к ванной. Дойдя до двери, я вошла внутрь и щелкнула выключателем. Ванная наполнилась светом. И я вскрикнула.
Потому что там — в зеркале — было мое отражение. Лицо цветя мела. Желтые глаза. А нижняя часть моей ночной сорочки была красной. Темно-красной. Она была в крови.
И тут я почувствовала, что опять проваливаюсь в пустоту. Только на этот раз мое падение сопровождалось отвратительным грохотом. И мир снова стал черным.
Когда ко мне вернулось сознание, я была в белой комнате. С ослепительным белым светом. И пожилой мужчина в хрустящем белом халате светил мне в глаза фонариком. Моя левая рука была привязана к опоре кровати. Я заметила, что из руки торчит трубка, соединенная с бутылкой плазмы, подвешенной к стойке рядом с кроватью.
С возвращением, — сказал доктор.
О… да, — пробормотала я еле слышно.
Вы знаете, где вы находитесь?
Мм… что?
Он говорил громко, словно я была глухая. Вы знаете, где вы находитесь?
Аа… эээ… нет.
Вы в Гринвичском госпитале.
До меня дошло не сразу.
Хорошо.
Вы знаете, кто я? — спросил доктор.
А должна знать?
Мы встречались раньше, я — доктор Айзенберг, ваш гинеколог. Вы знаете, почему вы здесь, Сара?
Где я?
Как я уже сказал, вы в Гринвичском госпитале. Ваш муж нашел вас на полу ванной, в крови.
Я помню…
Вам очень повезло. Вы упали в обморок. Если бы вы падали в другую сторону, вы могли бы сломать себе шею. Но, как выяснилось, у вас лишь небольшие ушибы.
Начала возвращаться ясность мысли. И я вдруг испугалась.
Со мной все в порядке? — тихо спросила я.
Он внимательно посмотрел на меня:
Я же сказал, у вас лишь поверхностные ушибы. И вы потеряли много крови…
Теперь мне стало по-настоящему страшно. И сознание окончательно
Доктор, я в порядке?
Айзенберг выдержал мой пристальный взгляд:
Вы потеряли ребенка.
Я закрыла глаза. У меня было такое чувство, будто я снова лечу в пропасть.
Мне очень жаль, — сказал он.
Я зажала рот рукой. До боли прикусила костяшки пальцев. Мне не хотелось плакать перед этим человеком.
Я вернусь позже, — сказал он и направился к двери.
Неожиданно для себя я спросила:
Кто это был — мальчик или девочка? Он обернулся:
Плод еще не сформировался.
Ответьте мне: это был мальчик или девочка?
Мальчик.
Я сморгнула слезы. И снова впилась зубами в костяшки пальцев.
Это еще не все, — сказал он. — Поскольку плод был сформирован лишь частично, нам пришлось извлекать его хирургическим путем. В ходе операции мы обнаружили, что часть стенки матки серьезно повреждена вследствие аномальной беременности. Повреждена настолько, что, скорее всего, вам больше не удастся забеременеть, не говоря уже о том, чтобы выносить еще один плод. Поймите: это не окончательный диагноз. Но по своему опыту могу сказать, что ваши шансы стать матерью, боюсь, ничтожны.
Последовала долгая пауза. Он уставился на носки своих ботинок.
У вас есть какие-нибудь вопросы? — наконец спросил он.
Я закрыла глаза рукой, словно в попытке отгородиться от мира В следующее мгновение Айзенберг произнес:
Думаю, вам сейчас хочется побыть одной.
Хлопнула дверь. Я лежала, не в силах открыть глаза, мне не хотелось никого видеть. Я была совершенно растеряна.
Дверь снова открылась. Я услышала голос Джорджа, тихо окликнувший меня. Я открыла глаза. Взгляд сфокусировался на его лице, Он был очень бледен и выглядел так, будто не спал несколько дней подряд. Рядом с ним стояла его мать. Я вдруг расслышала собственный голос:
Я не хочу, чтобы она была здесь.
Миссис Грей побелела.
Что ты сказала? — спросила она.
Мама… — Джордж положил руку ей на плечо, но она тут же отмахнулась.
Убирайтесь к черту, сейчас же, — закричала я.
Она спокойно подошла к кровати:
Я прощаю тебе эту реплику, учитывая твою тяжелую травму.
Мне не нужно ваше прощение. Просто уйдите.
На ее губах заиграла ненавистная мне улыбка. Она наклонилась ко мне:
Позволь задать тебе вопрос, Сара. Самолично спровоцировав эту трагедию, ты теперь своим хамством пытаешься спрятать тот факт, что стала гнилым товаром?
И вот тогда я ударила ее. Свободной рукой я влепила ей крепкую пощечину. Она не устояла на ногах и оказалась на полу. Раздался крик. Джордж бросился к ней, завопив что-то нечленораздельное Он помог матери подняться, зашептал ей на ухо: «Извини, извини…» Она обернулась ко мне, растерянная, сбитая с толку, потусневшая без привычной злобной маски. Джордж обнял ее за плечи и вывел за дверь. Через несколько минут он вернулся, побитый и взъерошенный.