В погоне за счастьем

Кеннеди Дуглас

Я опешила от его резкого тона.

Я всего лишь предложила это как идею. Я ведь знаю, что ты любишь Верхний Вест-Сайд, поэтому, если бы ты присмотрел квартиру в центре города…

Мне ничего от тебя не нужно, Эс.

Но почему? Я могу помочьтебе.

Потому что я не хочу помощи. Не хочу чувствовать себя неудачником.

Ты ведь знаешь, что я так не думаю.

Зато ятак думаю. Так что… спасибо за внимание, как говорится.

Но ты хотя бы обдумай мое предложение.

Нет. Вопрос закрыт. Но вот тебе практический совет от непрактичного парня: найди себе толкового биржевого брокера, и пусть он инвестирует твои тридцать две тысячи в высокодоходные акции: «Дженерал Электрик», «Дженерал Моторс», «Ар-Си-ЭЙ»…ну

и тому подобные. Говорят, что и «Ай-Би-Эм» тоже лакомый кусок — хотя они еще только встают на ноги.

Я и не знала, что ты следишь за рынком, Эрик.

А как же, бывшие марксисты-ленинцы всегда снимают самые сливки.

Когда спустя несколько дней квартира перешла в мою собственность, я наняла декоратора, чтобы содрали обои, оштукатурили стены и покрасили их белой матовой краской. Я поручила ему спроектировать простую современную кухню, главным украшением которой должен был стать новый холодильник «Амана». Весь ремонт обощелся мне в шестьсот долларов, и за эту цену декоратор согласилась также отциклевать и покрыть лаком полы, построить два стеллажа для книг во всю стену, выложить кафелем ванную. Как и все остальные помещения, ванная тоже стала белой. Оставшиеся четыреста долларов моего бюджета на обустройство ушли на покупку мебели: антикварной кровати с медной спинкой, высокого кованного комода, простого дивана «Кнолл», обитого нейтральной бежевой тканью, большого удобного кресла (с такой же обивкой) и письменного стола из сосны. Поразительно, сколько можно было купить в то время на четыреста долларов — моего бюджета хватило и на два коврика, несколько настольных светиков, хромированный кухонный стол в комплекте с двумя стульями.

Ремонт занял около месяца. Всю мебель завезли утром того дня, когда маляры наконец освободили квартиру. К ночи — благодаря помощи Эрика — все было расставлено по местам. В течение следующих нескольких дней я закупала необходимые мелочи: тарелки, стаканы, кухонную утварь, полотенца. Я все-таки превысила свой бюджет на полтораста долларов, которые ушли на покупку ультрасовременного радиоприемника с патефоном — оба были встроены в большой ящик из красного дерева. Это бьш роскошь, но совершенно необходимая. Прочитав в журнале «Лайф» о «домашнем концертном зале» (да, так это называлось) фирмы «Ар-Си-Эй», я поняла, что обязательно его куплю… пусть даже он и стоил бешеных денег: 149,95 доллара. И вот наконец. он стоял в моей квартире, и из него лились мощные вступительные аккорды Третьей симфонии Брамса. Меня окружала мебель которую я впервые в жизни купила сама. У меня вдруг появилась своя собственность. И я почувствовала себя очень взрослой — и oпустошенной.

О чем задумалась? — спросил Эрик, протягивая мне бокал игристого вина в честь новоселья.

Просто не верится.

Не верится, что стала хозяйкой такого добра?

Не верится, что в итоге оказалась здесь.

Могло быть куда хуже. Так бы и томилась в исправительной колонии Греев в Старом Гринвиче.

Да. Пожалуй, в разводе есть свои плюсы.

Ты чувствуешь себя виноватой. Я же вижу.

Я знаю, это покажется глупым, но я не могу избавиться от мысли, что это несправедливо — получить все это без…

Без чего? Без страданий? Мук? Жертв?

Я засмеялась:

Да. Что-то в этом роде.

Обожаю мазохистов. Как бы то ни было, Эс, лично я считаю, что даже тридцать пять тысяч не могут компенсировать того, ты никогда…

Прекрати, — остановила я его.

Извини.

Не стоит извиняться. Это моя проблема. И я как-нибудь примирюсь с ней.

Он обнял меня за плечи.

Тебе не надо ни с чем мириться, — сказал он.

Нет, я должна. Иначе…

Что?

Иначе я совершу какую-нибудь глупость… вроде того, что обращу ее в главную трагедию своей жизни. А я не хочу этого. Я не создана для роли страдающей героини. Это не мой стиль.

По крайней мере, дай себе время привыкнуть к новым обстоятельствам. Прошло ведь всего два месяца.

Со мной все в порядке, — солгала я. — Все в полном порядке.

По правде говоря, я не так плохо справлялась со своими переживаниями. Потому что старалась заполнить каждый час. Переселившись в новую квартиру, я успела встретиться с десятком биржевых брокеров, прежде чем остановила свой выбор

на Лоуренсе Брауне— муже моей подруги по Брин-Мору, Вирджинии Свит. Она вышла замуж за Лоуренса сразу после колледжа и теперь занималась хозяйством и тремя малышами в огромном и бестолковом доме колониального стиля в Оссининге. Но я доверила свои финансовые дела Лоуренсу вовсе не из-за знакомства с Вирджинией — скорее решающую роль сыграло то, что он был единственный брокер, который не разговаривал со мной в покровительственном тоне и не сыпал фразами вроде: «Я знаю, вы, дамочки, не слишком сильны в цифрах… разве что когда это касается талии, xa-xal»(то была распространенная мужская острота того времени). Лоуренс, напротив, подробно расспрашивал меня о моих долгосрочных финансовых целях ( надежность, надежность и еще раз надежность) и отношении к риску ( избежать любой ценой).

Ты хочешь, чтобы эти деньги принесли тебе немедленный доход? — спросил он.

Ни в коем случае, — ответила я. — Я планирую в ближайшее время вернуться на работу. Меня совершенно не устраивает роль праздной богачки. Прожигать жизнь я не намерена.

А если ты снова выйдешь замуж?

Этого не будет. Никогда.

Он задумался на мгновение, потом сказал:

Отлично. Тогда давай думать об очень долгосрочной перепективе.

Его финансовый план был простым и честным. Мои пять тысяч долларов в государственных облигациях переходили в пенсионный фонд, который должен был накопиться к моим шестидесяти годам. Двадцать тысяч долларов планировалось использовать на приобретение пакетов акций высокодоходных компаний — с целью получения не менее шести процентов годовых. Оставшимися пятью тысячами я могла распоряжаться по собственному усмотрению — либо просто жить на них, пока не найду работу.

Если все сложится удачно, годам к сорока у тебя будет прочный финансовый фундамент. Прибавь к этому и весьма ценное имущество — собственную квартиру, — и получится, что материально ты будешь полностью независима.

Именно этого я и хотела — полной независимости. Мне больше не хотелось вверять свое благополучие кому бы то ни было. Разумеется, я не отвергала мужчин, секс или возможность влюбиться. Но не могло быть и речи о том, чтобы я снова вляпалась в ситуацию, когда мужчина определял мой социальный статус, мнение или количество наличности в моем кармане. Отныне я была автономной единицей: самостоятельной, самоокупаемой, свободной.

Я согласилась с финансовым планом Лоуренса. Чеки были подписаны, инвестиции вложены. Хотя на моем банковском счете осталось пять тысяч долларов — которые можно было тратить, как душе угодно, — я заставляла себя быть осмотрительной и не допускать легкомысленных трат. Ведь отныне деньги означали независимость. Или, по крайней мере, создавали иллюзию незавимости.

Разобравшись с финансовой ситуацией, я нанесла визит в редакцию журнала «Субботним вечером/Воскресным утром». Некогда наводившая на нас ужас преемница Натаниэла Хантера продержалась на своем месте всего несколько месяцев. Ее сменила миниатюрная экстравагантная дама по имени Имоджин Вудс, походившая на Дороти Паркер. Она была известна своими долгими ланчами, постоянным похмельем и безошибочным чутьем на талант. Когда я позвонила ей в офис, она пригласила меня зайти завтра, часов в пять пополудни. Она сидела в кресле рядом со своим рабочим столом и правила какие-то статьи для журнала. В переполненной пепельнице дымила недокуренная сигарета «Пэлл-Мэлл». В одной руке она держала шариковую ручку, в другой — карандаш. На кончике носа застряли очки со стеклами в форме полумесяца, сквозь которые она пристально изучала меня.

Итак… еще одна жертва замужества, — сказала она.

Вижу, новости распространяются все так же быстро.

Не забывай, это ведь журнал. И здесь полно людей, мнящих себя исключительными личностями, но в сущности бездельников, о чем они сами втайне догадываются, и нет у них другого занятия, кроме как сплетничать о чужих, более интересных жизнях.

Мою жизнь вряд ли можно назвать интересной.

Замужество, которое длится всего пять месяцев, всегдаинтересно. Самый короткий из трех моих браков длился полгода.