В погоне за счастьем
Шрифт:
У нас с Его Светлостью Главным состоялся разговор насчет тебя, — без предисловия сказала она, как только я схватила трубку.
О… в самом деле? Что-то не так?
Да, он ненавидит твои опусы и попросил меня объявить тебе эту новость.
После долгой паузы мне удалось вымолвить:
Что ж, этого следовало ожидать.
Господи, послушала бы ты себя. Маленькая мисс Фаталистка.
Так он что… мм… не просил вас уволить меня?
Аu contraire [40] … Его Светлости понравились твои очерки. Настолько, что он просит меня предложить тебе контракт.
40
Наоборот (фр.).
Что
Ну какой может быть контракт? Авторский, конечно. А ты о чем подумала? У тебя будет собственная еженедельная колонка в журнале.
Вы шутите.
Но она не шутила. И первый же номер журнала за 1948 год вышел с моей колонкой «Будни Сары Смайт». Собственно, это было продолжением тех трех «срезов», что я написала для мисс Вудс. Каждую неделю я бралась за какую-то мелкую проблему — «Парень, у которого плохо пахнет изо рта», «Научусь ли когда-нибудь варить спагетти?», «Почему я всегда покупаю чулки, которые рвутся^» — и преподносила ее в легком, развлекательном стиле. Разумеется, моя колонка не претендовала на высокое искусство. Но очерки получались по-настоящему комичными, и, поскольку сюжеты строились на земных заботах женщины, идеи не иссякали.
Поначалу мне платили по пятьдесят долларов за колонку из расчета сорок восемь колонок в год. Для меня это было настоящее богатство — тем более что на каждый рассказ уходило не больше одного дня. Однако к концу первого полугодия Его Светлость решил пересмотреть условия контракта — после того, как меня попытались переманить женские журналы «Лэдис хоум джорнал» и «Вуманз хоум компаньон». Оказывается, к моему великому удивлению, «Будни Сары Смайт» имели успех. Каждую неделю я получала до пятидесяти писем от женщин со всей страны. Они признавались в том, что с огромным удовольствием читают мои якобы остроумные хроники о том, что Имоджин Вудс называла «бабскими штучками». Лично Его Светлости — Ральфу Джей Линклейтеру — тоже начали поступать благодарственные отзывы. А потом произошли два события, которые помогли мне оценить собственную значимость: а) четыре рекламодателя журнала «Суббота/Воскресенья» попросили о размещении своей рекламы в моей колонке; и б) мне поступили предложения от двух женских журналов со значительным выигрышем в зарплате. Я даже опешила от этих предложений. Настолько, что невзначай упомянула о них в телефонном разговоре с Имоджин Вудс, когда мы обсуждали тему очерка для следующего номера. Судя по голосу, она забеспокоилась.
Если честно, Имоджин, — заверила я, — у меня даже в мыслях не было уйти из журнала. Это было бы неэтично.
Да благословит Господь твою сознательность Джорджа Вашингтона. Обещай мне только одно: ты не дашь ответ на эти предложения, пока я не переговорю с Его Светлостью.
Разумеется, я пообещала не отвечать конкурентам. Назовите меня наивной, но я была счастлива, зарабатывая по пятьдесят долларов за колонку. Тем более что с каждым днем писать становилось все легче. Я не собиралась использовать поступившие мне предложения в качестве разменной монеты. Когда на следующее утро Его Светлость лично позвонил мне домой, я поняла, что интерес ко мне резко возрос.
До этого разговора я встречалась с мистером Линклейтером лишь однажды — когда он пригласил меня на ланч (вместе с мисс Вудс) через несколько месяцев после того, как запустили мою колонку. Это был крупный представительный мужчина, чем-то напоминавший Чарльза Лоутона [41] . Ему нравилось управлять журналом по-отечески, при этом он был суров с теми, кто пытался ему возражать. Мисс Вудс сразу предупредила меня: «Относись к нему, как к любимому дядюшке, и он будет обожать тебя.
41
Чарльз Лоутон (1899–1962) — английский актер, с 1940 года жив ший в США.
Конечно же я, воспитанная в семье Смайтов, сразу прониклась почтением к этому человеку, облеченному властью. Уже потом мисс Вудс призналась мне, что Его Светлость назвал меня «просто персик» (цитата) и «исключительно милой и умной молодой женщиной, как раз такой, которая нужна нашему журналу».
Он позвонил ровно в восемь утра. Накануне я поздно легла спать, дописывая колонку для следующего номера — так что на звонок ответила сонным голосом.
Сара, доброе утро! Говорит Ральф Лжей Линклейтер. Я тебя не разбудил?
Я тут же очнулась:
Нет, сэр. Очень рада вас слышать.
А я очень рад побеседовать с нашей звездной колумнисткой. Ты ведь по-прежнему нашазвездная колумнистка, Сара… не так ли?
Конечно, мистер Линклейтер. «Суббота/Воскресенье» давно стал моим вторым домом.
Приятно слышать. Потому что — как ты, я уверен, знаешь — для меня наш коллектив всегда был семьей. Ты ведь тоже считаешь нас своей семьей, правда, Сара?
Чистая правда, мистер Линклейтер.
Замечательно. Я счастлив это слышать. Потому что мы считаем тебя ценным членом нашей семьи. Настолько ценным, что хотим предложить тебе эксклюзивный контракт с повышением гонорара до восьмидесяти долларов в неделю.
Слово эксклюзивныйпочему-то сразу насторожило меня. Я решила торговаться аккуратно.
О, мистер Линклейтер, восемьдесят долларов в неделю — поистине щедрое вознаграждение. И, видит Бог, я действительно хочу остаться в вашем журнале, но, если я приму ваше предложение, это будет означать, что мой доход составит всеговосемьдесят долларов в неделю. Согласитесь, это несколько ограничивает мои возможности.
Тогда сто долларов.
Очень заманчиво, но, предположим, кто-нибудь предложит мне сто двадцать долларов и без эксклюзива?
Никто на это не пойдет, — сказал он, и в его голосе прозвучали нотки раздражения.
Возможно, вы и правы, сэр, — сказала я, сама вежливость. — Меня беспокоит лишь то, что я закрываю для себя другие варианты, другие потенциальные рынки. Разве это не противоречит системе свободного предпринимательства, которая является неотъемлемой частью американского образа жизни?
Мне и самой не верилось, что я произношу эту тираду (хотя мие было известно, что Его Светлость постоянно пополняет «Мыслями главного редактора» рубрику «Наш образ жизни»). Я не могла поверить в то, что неожиданно для самой себя втянулась в жесткие переговоры с нашим душкой-боссом Ральфом Джей Линклейтером. Но я знала, что раз уж начала торговаться, нужно биться до конца.
Да, ты абсолютно права, Сара, — неохотно произнес Его Светлость, — конкуренция и рынок — величайшие завоевания американской демократии. И я действительно уважаю позицию молодой женщины, которая знает цену своему таланту. Но сто двадцать ларов за колонку — это максимальная цена, которую я могу заплатить. И да, это при условии эксклюзивного пользования твоим талантом. Однако у меня есть еще одно предложение. Со слов мисс Вудс я знаю, что ты поклонница классической музыки и хорош подкована в этой области. Что, если ты станешь вести у нас еще одну развлекательную колонку, ежемесячную, в которой будешь учить читателя слушать Бетховена и Брамса, подсказывать, какие пластинки подарить любимым на Рождество… ну, в общем, что-то в этом роде. Мы бы назвали эту колонку… мм… есть какие-нибудь идеи?