В погоне за Солнцем (другой перевод)
Шрифт:
Галилей, рыцарь науки, во время его триумфального визита в Ватикан в 1611 году (Louvre, Paris, France / Peter Willi / The Bridgeman Art Library)
Другие астрономы тоже заявили о том, что они наблюдали такие отметки на Солнце. Английский ученый Томас Хэрриот (1560–1621) и два немецких, Кристоф Шайнер (1573–1650) и Иоганн Голдсмид (1587–1616) – его обычно называли латинским именем Фабрициус, – выпустили памфлеты; первым был Фабрициус, который торжественно доставил свое сообщение на книжную ярмарку во Франкфурте осенью 1611 года. Хэрриот, преподаватель математики и помощник сэра Уолтера Рэли, произвел и записал сто девяносто девять наблюдений за солнечными пятнами между 3 декабря 1610-го и 18 января 1613-го, но не опубликовал их. Иезуит Шайнер вел наблюдения с 21 октября до 14 декабря 1610 года, но опубликовал свои результаты только в 1612-м. Первые зарисовки Галилея
Кто бы ни заслуживал пальмы первенства, именно заявление Галилея инициировало последующие дебаты. Шайнеровские наблюдения были дезавуированы его коллегами по ордену, но он и не утверждал, что это пятна – скорее, силуэты не обнаруженных ранее небольших планет, проходящих близко от поверхности Солнца; в конце концов, говорил он, почтительно вторя Аристотелю, Солнце совершенно и на нем не может быть пятен. Через год Галилей ответил “Письмами о солнечных пятнах” – тремя публичными посланиями, в которых утверждал, что пятна действительно находились на солнечной поверхности. Доказательством служило то, что пятна показывали специфическое ускорение и замедление движения, когда пересекали солнечный диск, и удлинялись и укорачивались, когда достигали краев диска, – поведение, в точности соответствующее объектам, закрепленным на вращающемся шаре.
В последней эпистоле Галилей (возможно, ища поводов для полемики) впервые публично поддержал систему Коперника. Письмо привело Рим в ярость – в 1590 году он ясно обозначил свои позиции в деле неаполитанского философа Джордано Бруно. Когда Бруно провозгласил, что вращение Земли вокруг Солнца есть неоспоримый факт, инквизиция обвинила его в ереси и приверженности пантеизму, отрицающему сотворение мира Богом. В первый день Великого поста 1600 года философа привезли на муле на римскую площадь Кампо-де-Фиори, где его привязали вниз головой, раздели догола, а затем сожгли на костре, проткнув железной спицей язык, чтобы Бруно не мог богохульствовать. В течение многих лет католикам было запрещено читать труды Коперника, пока девять главных высказываний, утверждавших, что его идеи были не просто теорией, не были окончательно вымараны. Даже после этой цензуры Конгрегация списка запрещенных книг наложила запрет на работы Коперника (15 марта 1615 года) на основании того, что он защищал “ложное пифагорейское учение о том, что Земля движется, а Солнце неподвижно”.
Галилей оказался в безвыходном положении. Его обязали предстать перед Святейшим кабинетом, и 26 февраля 1616 года был составлен документ, подтверждающий, что астроному указано на необходимость отойти от учения Коперника и “воздерживаться от преподавания или защиты этого мнения и даже от его обсуждения”. Он избежал приговора, но был вынужден заняться другими исследованиями. Такое положение дел сохранялось в течение семи лет, пока Маффео Барберини, сам астроном, не был избран папой, став Урбаном VIII. Многолетний друг Галилея пригласил ученого в Рим, где они провели шесть встреч, прогуливаясь по ватиканским садам и обсуждая вопрос гелиоцентричности. Папа Урбан сообщил своему старому товарищу, что отозвать порицание 1616 года он не сможет, но тем не менее призывает его разработать формальное сравнение между системами Коперника и Птолемея при одном условии: никаких выводов в пользу одной или другой делаться не будет, одному только Богу известно устройство вселенной.
Галилей принялся за работу, которая заняла у него девять лет. Наконец после одобрения местного флорентийского цензора он опубликовал свой “Диалог о двух главнейших системах мира”, первое издание – на тосканском диалекте, второе – на ученой латыни [261] . “Господь был милостив даровать мне первому счастье наблюдать восхитительные вещи, скрытые от нас все эти годы”. Сила аргументов ученого была очевидна: гелиоцентрическая версия была вне обсуждений, Земля движется, потому что этого требует математика. “Широкое применение латыни, которая продолжала быть языком ученых вплоть до начала XVIII века, способствовало обмену идеями; все, что открывалось или предполагалось в одной стране, быстро получало хождение во всех других”, – писал Г. Л. Менкен [262] .
261
Один из брехтовских персонажей говорил, что Галилей пишет на “на языке торговок рыбой и торговцев шерстью”. Возможно, и так, но он владел и другими языками и знал, когда их использовать.
262
H. L. Mencken, A Treatise on Right and Wrong. N. Y.: Knopf, 1934. Р. 279.
Папа Урбан, уже изрядно пострадавший в борьбе с контрреформацией, воспылал “гневом преданного любовника” [263] и спустил с цепи инквизицию. Через год на формальном судебном процессе Галилею вменялось “сильное подозрении в ереси”. Сам по себе гелиоцентризм никогда не провозглашался ересью, ни ex cathedra, ни на церковном соборе; дело было просто в том, что, как выразился один комментатор, “Галилей намеревался вколотить Коперника в глотку христианскому миру”. Кеплер, например, был возмущен поведением коллеги: “Некоторые своим безрассудным поведением довели дело до того, что труды Коперника, которые были совершенно доступны в течение восьмидесяти лет, теперь запрещены” [264] . По сути, Галилей вынудил Церковь заставить его замолчать, что та и сделала, повсеместно запретив продажу “Диалога…” и конфисковав все имевшиеся экземпляры. “Мы не можем познать, – говорит у Брехта кардинал, обращаясь к Галилею, – но вправе исследовать. Наука является законной и весьма любимой дочерью церкви”.
263
Koestler, The Sleepwalkers. Р. 483.
264
Ludovico Geymonat, Galileo Galilei: A Biography and Enquiry into His Philosophy of Science, trans. Stillman Drake. N. Y.: McGraw-Hill, 1965. Р. 73.
У Брехта ученому угрожали дыбой и другими пытками, но об этом у нас нет никаких свидетельств. Во всяком случае, чиновники курии предпринимали специальные усилия, чтобы избежать конфликтов. Во время процесса семидесятилетний Галилей был поселен в пятикомнатных покоях с видом на ватиканские сады, ему был выделен камердинер и человек для прислуживания за трапезой. Счастливым для Церкви образом 22 июня 1633 года Галилей пал на колени в большом зале доминиканского храма Св. Марии над Минервой и отрекся – возможно потому, что все-таки был ревностным католиком и увидел смысл в том, чего добивался святой престол: наука не может рассматриваться в качестве источника высшего авторитета. А возможно, просто потому, что, как он и признал в отречении, у него не было неопровержимых доказательств своей правоты.
По оглашенному приговору Галилею предстояло безвыездно проживать на своей вилле Альчетри под Флоренцией, где он и провел остаток жизни в исследованиях, в особенности в изучении динамики. К 1637 году он потерял зрение (хотя и не по причине наблюдений за Солнцем), а через год его посетили среди прочих Гоббс и Мильтон. Последний спустя шесть лет в “Ареопагитике” вспоминал космологическую дискуссию с Галилеем, “проводившим свою старость в тюрьме инквизиции за то, что держался в астрономии иных взглядов, чем францисканские и доминиканские цензоры”. Мильтон вернется к этой теме и в “Потерянном рае”:
…не томисьВ разгадыванье сокровенных тайн,Их Богу предоставь; Ему служиБлагоговейно……Слишком далекиПросторы неба, дабы ведал ты,Что там свершается. Итак, пребудьСмиренномудрым… [265]В той же поэме Мильтон описывает спуск Сатаны на Солнце, при котором образуется пятно, подобное тем, что видны в телескоп. Жест поддержки? В любом случае запоздалый. По крайней мере Галилей, вопреки легендам, не провел в тюремной камере и одного дня. Он написал две комедии, читал лекции о Данте и продолжал свои академические занятия до самой смерти в 1642 году в возрасте семидесяти восьми лет. “В поколении, заставшем Тридцатилетнюю войну, самое большое несчастье, которое случилось с ученым, – история Галилея, мягкое порицание и почетное домашнее содержание вплоть до мирной смерти в своей постели”, – писал Альфред Норт Уайтхед [266] .
265
Пер. А. Штейнберга.
266
См.: George Sim Johnston, The Galileo Affair, www.catholiceducation.org/articles/ history/world/wh0005.html. Роджер Бэкон, Джордано Бруно и другие ученые, заключенные или казненные за свои взгляды, вряд ли согласились бы с Уайтхедом, но в одном он прав: Галилей легко отделался легко.
Почти столетие спустя папа Бенедикт XIV даровал имприматур (официальное разрешение Рима на публикацию) первому изданию “Полных трудов” Галилео Галилея (хотя парадоксальным образом запрет на сочинения Коперника продолжался до 1828 года). И еще двести тридцать лет пройдет, прежде чем в 1979 году папа Иоанн Павел II распорядится пересмотреть дело Галилея. Понадобилось двенадцать лет либерализации, чтобы в 1992 году Ватикан наконец признал, что Галилей и его теория оправданы. В марте 2008 года папа Бенедикт X V I объявил, что памятник великому ученому будет воздвигнут в Ватикане. Глава Папской академии наук (сам ядерный физик) сообщил: “Церковь желает закрыть дело Галилея и достичь четкого понимания не только наследия Галилея, но и отношений между наукой и верой” [267] . Даже по стандартам великой институции это было чересчур долго.
267
См.: Richard S. Westfall, Essays on the Trial of Galileo (Vatican Observatory Foundation, 1989. Р. V; и Richard Owen, Sarah Delaney, Vatican Recants with a Statue of Galileo, London. Times. 2008. 4 марта. Р. 11, где цитируется папа, который, будучи кардиналом, в одной речи в 1990 году отозвался о процессе Галилея как о справедливом. Позднее Ватикан сообщил, что его неверно процитировали.