В погоне за солнцем
Шрифт:
– Я спас его кошку от клинков карающих!
– торопливо пояснил я, пока он не начал озвучить интригующие догадки.
– Долг и все такое!
– Дай-ка угадаю, - прищурился Корин.
– Он пообещался достать тебе пропуск в нашу библиотеку в счет обязательства?
Я скромно промолчал, потупив глаза.
– Вот же сволочь!
– восхищенно прицокнул маг.
– Враль расчетливый! А заливался-то соловьем как! "Мой лучший друг", "могу поручиться, чем хочешь"! Тьфу!
Улыбнувшись и весело помахав рукой на прощанье, я вышел из кабинета, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Глава 3
Я покинул стены Академии глубокой ночью, когда солнце с головой нырнуло под теплое покрывало-небо, а тонкий ободок месяца затерялся среди темных перистых туч -его неряшливых складок. Дикий парк, тонущий в иссиня-черной, непроглядной мгле, безмолвствовал.
Улыбаясь своим мыслям, я толкнул створку ворот.
Тьма - густая, вязкая горькая патока, почти ощутимая на вкус - навалилась на плечи, облепила стены домов, просочилась в щели мостовой. Я, точно муха, влетел в нее со всего размаху - и увяз, отчаянно трепыхаясь.
Ничто не могло нарушить ее господства: ни робкий фонарь, ни оконце, ни потеряшка-луна - тьма затопила маленькую улочку до краев, погасив все, до чего смогла дотянуться.
Лишь в самом конце брезжило маленькое пятнышко света, такое робкое, блекло и трусливо жмущееся к камням, что его можно было принять за наваждение. Но я уцепился за него, как за соломинку; рванул изо всех сил сквозь осязаемую липкую тьму, в три длинных, размашистых шага преодолел разделяющее нас расстояние - и вылетел на соседнюю улочку.
"Улица Ста Солнц", - припомнил я мелькнувшее днем название. Тогда оно лишь позабавило. Но сейчас, стоя посреди широкой, утопающей в свете мостовой, я не мог сдержать рвущуюся наружу улыбку - и почти детский, давным-давно позабытый восторг.
По обеим сторонам улицы тянулись фонари. Лиловые, фиолетовые, оранжево-алые, молочно-белые, золотые, цвета весенней зелени и искристого меда - они беспорядочно, не подчиняясь никакой логике, сменяли друг друга в сумасшедшем калейдоскопе Ста Солнц. Мостовая, частично тонущая в чернильном мраке, частично расцвеченная островками света, казалась нереальной, эфемерной, зыбкой - как сон или видение.
Почти тысяча медленных, заплетающихся от пьянящего счастья шагов слились в один миг, упоительно прекрасный. И когда я, наконец, вышел на соседнюю улицу, то чуть не умер от разочарования - такой отвратительно-скучной и чудовищно невыразительной казалось она после великолепия Ста Солнц. Почти физическая брезгливость свела челюсти, искривила лицо уродливой маской.
Я вздрогнул, точно очнувшись ото сна - и насторожился. Даже для меня подобная одурь была странной.
Вернее, странной была именно одурь, так разительно отличающаяся от периодически накатывающих, накрывающих с головой приступов восхищения и миром вокруг и каждым, даже мельчайшим его проявлением. Неконтролируемое счастье, восторг, легкость и щемящее, трепетно замирающее сердце мне знакомы. Но брезгливость, злость, ненависть?.. Никогда.
Оборачиваться и провожать взглядом великолепие Ста Солнц я не рискнул - от одной мысли о повторном "очаровании" меня передернуло. И вообще на душе стало как-то мерзко: словно что-то жуткое непонятное только что, пусть и на краткий миг, овладело мной, подчинило собственной воле - и, наигравшись, отпустило.
А могло и не отпустить.
"Да что за чушь?!
– взорвался я, стряхивая оцепенение.
– Что я несу?! Ауру блокировать надо, а не впитывать все эманации мира! И не приписывать собственные низкие мысли и чувства внешнему злу".
Но ощущение липкого ужаса, сжимавшего сердце маленькой потной ладошкой, не проходило.
Я прибавил шаг. Страх гнал меня вперед, по полузнакомым улицам, укутанным полуночным кружевом светотени. Мелькали размашистые кляксы фонарей, дома слились в размытую полосу - а я все ускорял и ускорял шаг, почти срываясь на бег.
...Он нагнал меня, когда до дома Нэльвё оставался всего квартал. Сорвался в длинном смазанном прыжке, настигая, разом преодолевая разделяющие нас шаги, и пригвоздил к мостовой.
Только сейчас, столкнувшись с овладевшим мной страхом, я, наконец, понял, что вызван он был не улицей Ста Солнц, а домом Нэльвё.
Из горла вырвался нервный смешок: это же надо так себя накрутить и загнать! Идиот!
Страх - наконец, опознанный, проанализированный и убранный в дальний ящик, как надоевшая игрушка - потерял власть надо мной. Тревога никуда не ушла, но, лишенная мистического ореола, который я ей придал, теперь маячила на самом краешке сознания белокосой баньши, не угрожая, но бередя душу своими жалобными песнями.
Я нетерпеливо переступил с ноги на ногу. Тревога... Нэльвё... неужели действительно что-то произошло? Проклятье! Даже вероятности не просмотреть, чтобы подтвердить или опровергнуть подозрения! И ветер молчит.
Поиграем в угадайку?
"Неприятности связаны именно с домом?" - задал себе вопрос я и нахмурился.
Выходило, что да.
Погодите-ка. Меня ведь никто туда силком не тащит, так что я вполне могу развернуться и...
А что - "и"? Мне ведь совершенно некуда идти. Не возвращаться же обратно в пустующую Академию! Главный корпус давно закрыт, в студенческое общежитие ломиться бесполезно, а искать преподавателей - чревато. Где живет Корин, я как-то позабыл спросить, а с теми жалкими грошами, что тоскливо позвякивают в карманах, я могу рассчитывать на ночлег лишь в портовом клоповнике.
Трущобы вызывали у меня гораздо большие (и, в отличие от мифической угрозы, исходящей от дома - вполне обоснованные) опасения, так что из двух зол я малодушно выбрал меньшее.
"Осмотрю дом, поброжу за Гранью - и уйду, если что-то пойдет не так", - решился я.
С каждым шагом походка становилась все более напряженной и жесткой, скованной, словно у диковинных шарнирных кукол с далекого Востока.
Как оказалось - не зря.
Дом не понравился мне сразу, с первого взгляда. Хотя бы потому, что в нем не горели окна. Вообще. Ни одно. И дверь при моем приближении тихонько заскрипела, покачиваясь на петлях.