В погоне за тьмой (в сокращении)
Шрифт:
Бикман и Тренчард вошли. Голова мужчины, точнее, то, что от нее осталось, была откинута назад. Кровь залила его плечи и спинку кресла. Правая рука лежала на коленях, слабо сжимая черный пистолет. Под подбородком виднелась черная дыра от пули. На лице тоже была засохшая кровь.
— Самоубийство? — сказал Бикман.
— Видать… Я позвоню, вызову наряд.
Тренчард, безуспешно пытаясь отогнать мух, направился к двери. Бикман обошел кругом кресло с телом.
— Смотри не трогай ничего, — предупредил его Тренчард. — Это же, считай,
— Я просто смотрю.
У ног мертвеца лежал раскрытый альбом с фотографиями — видно, упал у него с колен. Бикман осторожно, чтобы не наступить на засохшую кровь, подошел поближе.
На открытой странице была всего одна поляроидная фотография, тоже забрызганная кровью. Бикману вдруг показалось, что мухи зажужжали громче — как вертолеты на пожаре.
— Тренч, иди сюда!
Тренчард подошел, посмотрел на фото.
— Бог ты мой!
На фото была белая женщина с проводом вокруг шеи. Она сидела, прислонившись к мусорному баку. С выпученными, но уже не видящими глазами.
— Думаешь, это взаправду? — прошептал Бикман. — Это действительно мертвая женщина?
— Не знаю.
— Или как в кино — постановочное фото?
Тренчард открыл перочинный нож, кончиком лезвия перевернул одну страницу, другую. Бикман похолодел — перед ним предстала тьма столь кромешная, что многие такого даже представить себе не могут. На снимках было зло. Человек, который замыслил, сфотографировал такое, а потом собрал все в один альбом, жил в мире кошмаров. В котором не было ничего человеческого.
— Так это все настоящее? Этих женщин убили?
— Не знаю.
Тренчард приподнял альбом. На обложке был пляж на закате, спокойное море, пара, бредущая босиком по песку. И надпись «Мои счастливые воспоминания».
Тренчард вернул альбом в прежнее положение.
— Пошли на воздух, подальше от этих мух.
И они вышли на пропахшую дымом улицу.
1
В то утро у нас в офисе была тишь да гладь. Только тикали настенные часы, поскрипывало перо моей ручки да жужжал кондиционер, борясь с невыносимой жарой. Наступил сезон пожаров, которые вспыхивали то тут, то там — как прыщи на лице подростка.
Джо Пайк ждал, когда я закончу писанину. Он стоял у балконной двери и смотрел вдаль — на океан. Уже минут двадцать он стоял молча, не шевелясь — для Пайка это дело обычное. Он иногда днями молчит. Мы с ним собирались в качалку к Рэю — расслабиться.
Первый звонок раздался в девять часов сорок две минуты.
— Элвис Коул, это вы? — спросил мужской голос.
— Да, я. Чем могу быть вам полезен?
— Считай, что ты уже труп.
Я бросил трубку и продолжил работу. Когда занимаешься тем, чем занимаюсь я, тебе постоянно звонят люди, видевшие инопланетян, знающие, кто убил Джона Кеннеди, и прочие шизофреники.
— Это кто был? — спросил Пайк.
— Какой-то парень сообщил, что я труп.
— Дым идет, — сказал Пайк.
Я поднял голову от бумаг:
— Откуда?
— Похоже, из Малибу. Может, из Топанги.
Тут Пайк повернулся к двери, и день, казавшийся таким обычным, пошел наперекосяк.
— Слушай…
Дверь распахнулась, и в офис ворвался коренастый мужчина с короткой стрижкой, в бежевой спортивной куртке. Он сунул мне под нос полицейский жетон — видно, ожидал, что я от страха под стол залезу.
— Добро пожаловать в ад, Коул.
Следом за ним вошла женщина в синем деловом костюме, с сумочкой через плечо. Показала удостоверение детектива.
— Конни Бастилла, полиция Лос-Анджелеса. А это Чарли Кримменс. Это вы Элвис Коул?
Кримменс ткнул свой жетон сначала мне, потом Пайку, но обратился к женщине:
— Коул этот. А этот, видно, Пайк.
Ростом Пайк шесть футов и один дюйм, весит больше двухсот фунтов. Он был в серой футболке без рукавов и темных очках. Он скрестил руки на груди, и красные стрелы, вытатуированные на его бицепсах, набухли.
— Вам назначено? — невозмутимо спросил я.
— Отвечай ей, Коул, — рявкнул Кримменс.
Я профессиональный сыщик. С лицензией от штата Калифорния. Полицейские ко мне в контору не врываются. Я встал и одарил Кримменса профессиональной улыбкой.
— Хотите меня арестовать, пожалуйста. Хотите со мной побеседовать, будьте добры, постучитесь в дверь и попросите разрешения войти.
Кримменс криво усмехнулся и облокотился на каталожный ящик. Потом покосился на Пайка и снова ухмыльнулся. Что-то в Кримменсе было мне знакомо, но я никак не мог вспомнить что. Я знал большинство детективов Голливудского бюро, но не этих.
Бастилла уселась в кресло у моего стола.
— Не психуйте. У нас несколько вопросов по делу, над которым вы работали. Помните ли вы некоего Лайонела Берда?
— Вы не из Голливуда.
Бастилла положила мне на стол свою визитку.
— Специальный убойный отдел. Мы расследуем серию убийств. Ну, вспоминайте. Лайонел Берд.
Мне надо было подумать.
— Речь идет об уголовном деле?
— Три года назад Берда задержали по подозрению в убийстве двадцативосьмилетней проститутки Ивонн Беннет, и он сознался. Вы предоставили свидетеля и запись камеры слежения, что послужило ему алиби. Его адвокатом был Алан Леви из «Баршоп, Баршоп и Алтер». Припоминаете?
Я вспомнил. Лайонел Берд, безработный механик, он страдал алкоголизмом и испытывал к проституткам любовь-ненависть. Не из тех, с кем хотелось бы приятельствовать, но точно не убийца.
— Помню такого. Это было ложное признание. Он отказался от показаний.
— Признание не было ложным, — буркнул Кримменс.
Я сел и закинул ногу на стол.
— Ну, не знаю. По видео было ясно, что он был в Голливуде, когда убили Беннет. А убили ее в Силвер-Лейк.
Бастилла достала блокнот: