В поисках Беловодья(Приключенческий роман, повесть и рассказы)
Шрифт:
Факты из жизнеописания этого по-своему замечательного человека изложены в брошюре И. Т. Никифоровского [33] . Не пускаясь в подробности, скажем только, что и теперь не вполне установлено происхождение и личность этого интересного самозванца. В одном из показаний он назвал себя Антоном Савельевым Пикульским, сыном мелкого чиновника, и за этим показанием признано наибольшее вероятие. Отец его, из крестьян, Киевской губ., дослужился до обер-офицерских чинов и умер в Киеве. Мачеха и братья признали в Аркадии своего родственника; но в формулярном списке Савелия Пикульского сын Антон не значится и в показаниях относительно возраста выходят трудно объяснимые противоречия. Есть указания на какие-то приключения и тюремное заключение еще в 1858 году. Затем, в августе 1881 года загадочный человек появляется в Осташкове, именуя себя протоиереем села Зарехенскаго, Томской епархии, быстро скрывается при появлении полиции, является в Москве уже под именем единоверческого архимандрита; в декабре того же года в одном письме именует себя „епископом Аркадием”, в 1882–1883 — выдает себя за „противураскольничьяго миссионера”, и наконец, очевидно ознакомившись с легендой об „Опоньском царстве” и „Беловодии”, — окончательно утверждает себя в звании „епископа Беловодского“, в качестве какового является и на Урале.
33
К истории „Славяно-Беловодской иерархии”. Самара 1891. Кажется, теперь эта брошюра составляет библиографич. редкость.
Дальнейшее видно будет из самого изложения Г. Т. Хохлова. Прибавлю только, что там же, на Урале, в станице Круглоозерной мне довелось встретить других исследователей этого вопроса, тоже казаков, которые изъездили чуть не всю Россию, чтобы собрать точные данные о личности самозваного архиепископа. Они снабдили меня, между прочим, несколькими номерами „Пермских губ. Ведомостей", в которых была напечатана (из дела об Антоне Савельеве Пикульском, производившегося в Пермск. Окр. суде) автобиография Аркадия Беловодского и составленная грамота, которую он яко бы получил в Беловодии от „смиренного Мелетия, патриарха славяно беловодскаго, камбайскаго, японскаго, индостанскаго, индиянскаго, англо-индейскаго, ост-индии, и юст-индии, и вест-индии, и африки, и америки, и земли хили, и магеланския земли, и бразилии, и абисинии" [34] . Изложенная запутанным, неправильным старинным стилем, эта самодельная грамота подписана кроме „смиренного Мелетия", еще „Григорием Владимировичем, Царем и Кралем Камбайского царства, индии и магеланския земли", а также многочисленными митрополитами и епископами. Тут есть и „смиренный митрополит Александр Лагоря града", и „смиренный Ермоген — Гоа града, и „смиренный Василий — митрополит Нью-Йорка (!) града" и „смиренный Захарий епископ Амеяна (Амиена?) града в Галии"… Список занимает около 350 газетных строк, причем составитель его, по-видимому, старался не пропустить ни одной заметной страны ни в одной части света. Для „поставления" епископа Аркадия в гор. Левек, столицу Беловодского царства, съехались очевидно епископы всего мира, начиная с „смиренного Симеона, епископа Алторфа (Альтдорф?) града, неподалеку (!) от горы Готгарда", — или еще более смиренного „кесаря-архимандрита афанасие-онуфриевского монастыря в провинции Алешенжо" (?) и кончая более близкими к нам — смиренным Уамвлйхом, архиепископом Толона града”, „Георгием — архиепископом равенским града рвина" (!) и „Карпилием, Анжерского града”. Автор этой грамоты составлял ее по-видимому с каким-нибудь старинным учебником географии в руках, нимало не заботясь трудностью — сводить в одну епархию Нью-Йорк и Потози, Калькутту и Швейцарский Ааргау, Вальядолид и Парагвай. Столь-же нелепа, детски наивна и невежественна автобиография Аркадия, рассказ его о путешествии в Беловодию и описание этой страны. Грустно подумать, что эта полуграмотная пачкотня способна еще и в XX столетии производить в нашем отечестве свое действие.
34
См. Пермские губ. Ведомости 1889 г. №№ 247, 252,253 и 278.
Теперь несколько слов о личности автора предлагаемого путешествия и об его рукописи. Как уже сказано, черновые наброски путешествия были сделаны полууставом. Полууставом-же, к которому рука автора-казака очевидно более привычна, сделаны в переписанной рукописи надстрочные и на полях вставки и примечания. Подготовляя ее для печати, я позволил себе только, для облегчения чтения, разбить текст на главы и снабдить главы перечнем содержания. Затем мною же исправлены все чисто грамматические ошибки в написании слов и расставлены знаки препинания и абзацы. В остальном я сохранил в неприкосновенности своеобразный и часто очень выразительный при всей неправильности слог автора. Слог этот, как читатель заметит, — очень неровный. Наряду с наивной неповоротливостью изложения — встречаются с одной стороны целые страницы, в которых непосредственное красноречие достигает значительной выразительности и спилы (напр. указанные выше места гл. IX), — с другой страницы, напоминающие бесцветно-правильное изложение путеводителей и описаний, откуда вероятно они и заимствованы. Таких мест немного. Затем— наряду с формами архаическими, а также чисто народными или местными словами, — попадаются выражения в роде: „соединились в один тип с местными жителями" (стр. 61), — „крик, потрясающий нервы" (стр. 45), „трудно представить себе занятие, более неэстетичное" (стр. 76). Все это, однако, не должно удивлять читателя. Даже более, — это именно характерно для „землепроходцев” нашего времени, соединяющих с миросозерцанием XV или XVI века невольное знакомство с внешностью современной культуры. Проезжая по Красному морю, наши путники вспоминали Моисея Боговидца и переход Израильтян. При этом они вглядывались в волны, чтобы увидеть, — „не вылазиют ли" из моря поглощенные пучиною „фараоны”, чтобы спросить у путников, скоро ли наступит светопреставление. Так им говорили старые люди на родине. Отметив это обстоятельство с оттенком некоторой иронии, автор переходит вскоре к описанию электрического фонаря, который пронизывал тьму египетской ночи с мачты французского парохода.
Эта двойственность проходит через все путешествие и отражается в самом слоге. Нет сомнения, что только при мировоззрении чисто детском или современном Марко-Поло можно придать серьезное значение наивно-невежественным россказням топезерского инока или Беловодского Аркадия. Невольно приходят в голову самые грустные мысли при чтении фантастической грамоты беловодского епископа, в которой Алтдорф, Ааргау, Амиен, Ольмюц, даже Нью-Йорк, выстроены в один ряд с неведомой Беловодией и задернуты одной завесой грубого невежества и незнания. Можно подумать, что самые элементарные географические познания для массы народа представляют еще грамоту за семью печатями, столь-же недоступную и фантастическую, как и сказочная Беловодия. Не надо, однако, забывать при этом, что все путешествие казаков, при незнании языков и без всяких пособий в виде карт или географических сочинений, — представляет психологически— настоящий подвиг с целью критической проверки этих же невежественных сказаний. Правда, и во время этого путешествия проявляется немало легковерия: автор верит, по-видимому, в „обжаренных рыбок", которые „спрыгнули со сковородки" во время завтрака Царя Константина в день гибели Цареграда. Он даже заглядывает испытующим оком в темную воду балыклинского бассейна, в смутной надежде увидеть один „ожаренный темно-красный" бок этих рыб (стр. 19). Верит также и в то, что у гостиницы, у которой останавливаются палестинские паломники и туристы, сохранилась (весьма кстати) та самая смоковница, на которой около двух тысяч лет назад сидел Закхей в ожидании Христа. Даже подлинный дом доброго самарянина (из притчи!) не возбуждает в нем особенного недоверия (стр. 39). Соляной столб, в который, за любопытство, была обращена жена Лота, по его словам, потому не стоит до сих пор близь Мёртвого моря, — что „ее давным-давно увезли англичане" (стр. 41), а в городе Наблосе до сих пор „сохранились признаки, где ушиблась, упавши с верхнего этажа, Царица Иезавель и как собаки лизали её кровь" (стр. 35). Вообще, если отважные путники наши представляли довольно благодарный материал для эксплуатации и обмана, густой сетью раскинувшихся над современной Палестиной, то все же порой в них просыпается критика (напр. по поводу славянской надписи на иконе Дм. Солунского — стр. 25), а иной раз как напр. в размышлениях о религиозной самонадеянности (стр. 35) — проявляются признаки настоящей разумной терпимости. Как ни слабы эти движения критической мысли, — не надо все-таки упускать из виду, что именно сомнение в подлинности маршрутов и сказаний Аркадия вызвало самое путешествие. И если этот тяжелый и трудный „опыт" может принести значительную пользу людям одного с автором настроения, — то с другой стороны — для читателей из культурного слоя, быть может, главный интерес сосредоточится на своеобразных фигурах самих казаков-землепроходцев. Их настроение, которое переносит мысль на несколько веков назад и кажется таким архаическим, есть — и это следует помнить — настроение и мировоззрение огромной части русского народа.
Я полагаю, эти соображения служат достаточным основанием тому, что Географическое Общество решило издать настоящее „Путешествие уральских казаков "в Беловодское царство".
В. Короленко.
Поводы к путешествию. — Рассказы о Беловодском царстве. — Маршрут инока Марка. — Первая попытка путешествия казаков по почину донского казака Шапошникова. — Появление на Урале „архиепископа" Аркадия, якобы поставленного в Беловодии. — Сомнения в подлинности его.
Прежде чем приступить к описанию нашего путешествия, я поясню читателям, что именно побудило нас к этим трудам. В текущем столетии распространилось много письменных маршрутов, указывающих, что на Японских, Савичевых и Аланских островах народы цветут христианским благочестием от проповеди Фомы апостола. В особенности маршрут под названием инока Марка (бывшей Белозерской обители), который будто бы сам с двумя товарищами путешествовал чрез Китайское государство и достигли этих островов и Беловодии; на этих-де островах народы русские имеют до 40 церквей с полным духовенством и на сирском языке народы имеют множество церквей и патриарха. Товарищи инока Марка остались навсегда там, а сам Марк возвратился обратно в Россию и путешествие свое подтверждает Евангельским словом. Слух этот для наших, как называют, „никудышников” [35] , желающих снабдиться древней хиротонией священства, настолько показался правдоподобным, что никудышники в 60-х, годах составляли несколько съездов, на которых совещались для отправления депутации в восточные края.
35
„Никудышниками" в области Уральского войска называются старообрядцы беспоповцы, не признающее ни одной из существующих иерархий священства (т. е. православной, единоверческой, беглопоповской и белокриницкой).
Но решение долго не могло состояться, так как чрез азиатские владения депутации к путешествию решаться было опасно, а чрез Одессу морями в Индейский океан нужно было принять много трудов (в то время Суэцкий канал не был еще разработан). Наконец донской казак Дмитрий Петрович Шапошников (житель г. Новочеркасска) вознамерился на свой счет послать депутацию в Ост-Индию; от нас же (уральцев) попросил только людей.
В то время для поездки за границу по выбору назначен был казак Головского поселка Варсонофий Барышников, которого Шапошников снарядил с двумя товарищами в дорогу и вручил им денег 500 червонцев. Барышников проехал чрез Суэцкий канал, доезжал до Ост-Индии, был в городе Бомбее и на Малабарском берегу; но далее проехать им по каким-то препятствиям не пришлось, и они приехали обратно в Новочеркасск. Оставшиеся от поездки червонцы Барышников сдал обратно Шапошникову. При этом Шапошников сказал Барышникову: „Я деньги эти давал не с тем, чтобы Вы мне их привезли обратно. Если бы утратились они все на путешествие, мне было бы приятнее”.
После этой попытки вскоре явился в Пермской губернии „архиепископ Аркадий", который назвался беловодским. Слух об этом опять пробежал по всем старообрядцам. Немедленно от нас была послана депутация из двух человек (В. Барышников и Раннинского поселка казак Устин Пустобаев) к Аркадию беловодскому, чтобы узнать, какими путями выехал он из Беловодья в Россию. Но Аркадий при всем разговоре уклонялся открыть свой путь и метаположение Беловодии, а только не стыдясь навязывался ехать с ними на Урал, или предлагал хотя бы одному из них принять от него хиротонию во священника. Тогда Барышников и Пустобаев в свою очередь стали с ним обращаться уклончиво и уехали обратно, не пригласив его с собою и не приняли от него хиротонии, а признавали его за самозванца и бродягу. Лет 5–6 тому назад Аркадий беловодский достиг своей заветной цели: случайно пришлось ему приехать и самому в пределы уральской области в поселок Силкин (Благодарновской станицы) к почетному казаку Степану Силкину. Здесь лжеархиепископ Аркадий сумел на какой-то струне заиграть в сердце богобоязненного человека: он подделался во всем согласным в понятии и толковании со Степаном Силкиным, и в Силкиных (хуторах) образовал приход, поставив в попы вывезенного из Общего Сырта, Бугурусланского уезда какого-то мордвина с долгими волосами, а в Соболевской станице в поселке Протопоповом поставил в попы казака Ф. Л-на, который, не имея прихода, кроме своих семейных, и до сего времени не выучил ряд священнической службы; а другого казака Мустаевской станицы, уже совсем безграмотного, хиротонисал в архимандриты.
В 97 году на, съезде в Головском поселке мне пришлось видеться с новопоставленным архимандритом Израилем, и я спросил его: „Отец Израиль, скажите Бога ради: чем вы могли удостовериться в истинности архиепископского звания Аркадия Беловодского и даже принять от него архимандрита нового рукоположения?"
Израиль ответил: „Я удостоверился на основании прежнего быта. А именно: в святом писании говорится, что посланы были от христиан некие старцы на поклонение к святым местам, с тем, чтобы в обратный путь принесли с собою частичку святыни. Старцы посетили все святые места, но на обратном пути вспомнили, что от святых мест ничего не взяли и придумали между себя: возьмем простую вещицу на подобие святыни и скажем братии: „принесохом от святых мест". По приходе старцы показали всей братии лжесвятыню. К ним повезли больных, хромых, слепых и разных калек, которые с уверением и чистою совестью приступали к мнимой святыне и по своей вере получали недугам исцеление до тех пор, пока старцы не признались явно в своем обмане. По признании же неправды от мнимой святыни больным отрада быть прекратилась. Так вот и я верю страшным клятвам Аркадия, что он принял чин архиепископа от патриарха Мелетия в Канбайском [36] царстве восточного Индокитайского полуострова. А когда он признается в своей несправедливости, тогда и я от него откажусь. Теперь же, пока я по чистой совести верю его евангельским клятвам, надеюсь получить душе спасение по вере".
36
„Канбайское царство" нередко упоминаемое и дальше, означает, очевидно, Камбоджу, одно из государств Индо-Китая, у Сиамского залива, граничащее с Сиамом, Аннамом и Кохинхиною.
Я сказал: „теперь вы доказали свое уверение к Аркадию Беловодскому на основании Вами сказанных старцев. Нужно будет, братие, об этом посудить: те старцы были всем известные, доброго жития и правохристианского исповедания; посланы они были тоже к известным уже святым местам, которых старцы и достигли; по поклонении же забыли взять для них нужное и случайно придумали пополнить неправдой.
Больные доверяли им, как известным достойным христианам. Притом, видимостью приступая к принесенной старцами святыне, мысль свою они повергали к той истинной святыне, куда посылались старцы. Поэтому больные и получали исцеление. А об Аркадии кто может подтвердить, что он истинный христианин (не говоря об архиепископстве). А может быть он католик или протестант и указывает на местность Канбанжи (Камбоджи) и Беловодию, где нам ясно неизвестно даже, пребывают ли там христиане? А что, если окажется, что там нет христианства, а только одни многобожники буддисты? Нет основания брать пример с известных и по житию свидетельствованных лиц на неизвестного никому, принявшего на себя титул архиепископа и указывающего на местность никому неизвестную. А вернее может подпасть он, Аркадий, как положено в Номоканоне: „аще ли неции попущением Божиим в толикое приидоша дерзнутие, яко же не верни и злочестивни; неверие бо есть вещь таковая, еже кроме священства прияти хиротонию, священная действовати, — несть слово рещи о осуждении сицевых. Сие бо дело горше есть и самих тех нечестивых бесов, во ангела светла прообразующихся, но не сущих и Божие убо лицемеретвующих, безбожних же сущих и противных Богу. Ниже бо гласы божественные от них, ниже где крещенных или хиротонисанных; сии бо ни хиротонисаны, ни крещени суть. Никто же бо дает не имеяй, и никто же примет от неимущаго, аще и мнится имети“. Так и вы получили от него чин архимандрита, а он сам быть может самозванец.