В поисках цезия
Шрифт:
Допрос вел Аврониев. Он внимательно вслушивался в каждое слово врача, заставлял егоповторять известные из первого допроса вещи. Йозов стенографировал.
Между прочим, Калчев вспомнил о том, что у Васильева плохое настроение. Аврониев спросил:
— Скажите, что вы знаете об отношениях между ним и медсестрой Антоновой?
— Как вам сказать,— Калчев пожал плечами.— Не люблю распространяться на эту тему, но большинству известно, что они дружат, любят друг друга... В какой стадии все это, не знаю. Васильев несколько вспыльчив и мнителен, но таким сердитым, как сегодня, я еще не видел его...
— Не поссорились
— Не знаю, но вряд ли, потому что Васильев не отходил от кровати Родованова, а потом поехал за цезием. В это время Антонова готовила операционную, и они едва ли виделись долго.
— Значит, причина плохого настроения Васильева иная? .
— Не знаю. Я застал его вместе с Симанским.
— Когда вы увидели Симанского?
— Когда пришел в палату заменить Васильева, который должен был ехать за цезием.
— Тогда у него было хорошее настроение?
— Да, неплохое.
— А когда вы заметили, что он на кого-то сердит ?
— Примерно через полчаса после того, как они вернулись, за несколько минут до исчезновения цезия.
— Это интересно! — шепнул Балтов следователю.— Нужно разобраться в причине этой странной раздражительности...
— Вы свободны,— сказал Аврониев Калчеву.
— Могу ли быть полезен чем-нибудь еще? — спросил Калчев.
— Пока нет.
— Очень интересно! — произнес Аврониев, когда Калчев вышел.
Позпонил телефон, и подполковник поднял трубку.
— Да, да! Ясно. Да! — кратко ответил он и тихо сообщил Балтову: — Начальник управления по очистке города Иванов сегодня вечером не отдавал распоряжения о вывозе мусора из больницы.
— Да ну?! — удивился Балтов, все еще склонный думать, что проволочки попали в мусорную яму случайно.
— Кто же тогда звонил? — обратился Йозов к Аврониеву.
— Выходит, кто-то другой выдал себя за Иванова. Этот же человек знал, что проволочки будут выброшены в мусорный бункер. Известили его об этом из здания больницы, так как преступник не мог знать, в какой комнате мы его задержим и откуда он сможет выбросить проволочки. Так как все были задержаны, совершенно исключается, что проволочки были украдены и выброшены посторонним лицом. Следовательно, из больницы каким-то образом передавались сигналы!
Аврониев говорил спокойно, и рассуждения его были очень убедительны.
— Но как? Как передавались? — спросил Иозов.
— Карманным фонариком медсестры Антоновой,— произнес Аврониев.— Хорошие снимки она промывала! Но все же они слишком рано бросили цезий в мусор. И почему сигнализация велась не из процедурной?
Балтов был изумлен находчивостью и пытливостью своего друга.
— Кто? Кто? Кто? — задавал себе вопрос Аврониев и стискивал руками голову.— Дело запутано, но мне кажется, что мы приближаемся к разгадке. А с помощью четвертой проволочки они непременно попытаются замести следы. В этом я теперь не сомневаюсь.
— Произвести новую проверку со счетчиком? — спросил физик.
— Нет, не нужно. Четвертая проволочка цезия появится здесь. Запомни это. Они сами принесут ее сюда, чтобы выкинуть какой-нибудь номер.—Аврониев постучал кулаком по столу.
Наступило молчание.
— Знаешь что? Из всех я склонен подозревать только Симанского,— вдруг произнес Балтов.
Аврониев рассмеялся.
— Это не трудно предположить, но трудно обосновать, потому что
— Но если исключим Симанского, остается только Васильев,— напомнил Балтов.
— У него безупречная общественная и научная репутация,— добавил Йозов, который навел справки обо всех задержанных.
— Верно, но на допросе все подчеркивали, что сегодня у Васильева внезапно испортилось настроение. И это случилось за несколько минут до кражи. Он был не в себе, хотел уйти, ему не работалось, он даже чуть не нагрубил доктору Попову. И вообще он изменился. Меня интересует, что испортило ему настроение. Выходит, он или знает что-то, или же сам запутан в этой истории,— сказал Аврониев.
— По-моему, Васильев мог бы рассказать нам многое,— заметил Балтов.
— Это мы проверим,— Аврониев встал и вышел в коридор, по которому продолжал ходить Чубров.— Я пойду посмотреть, как идет операция. Когда вернусь, пригласи ко мне Васильева.
Набросив на плечи белый халат, подполковник тихо открыл дверь в операционную. На мгновение он зажмурился от яркого света.
Слышалось только позвякивание хирургических инструментов и тяжелое дыхание больного. Склонившись над открытой черепной коробкой, профессора, доктор Попов перевязывал кровоточащий сосуд и одновременно делал облучение. Доктор Горанов молча помогал ему. Было ясно, что операция очень сложная. Все молчали, никто не производил ни малейшего шума, словно боясь, что любой звук может помешать работе.
Горанов бросил на вошедшего недовольный взгляд: даже здесь не оставляют его в покое!
Увидев подполковника, Антонова вздрогнула и протянула доктору Попову не тот инструмент, который был нужен ему.
— Внимательнее, сестра! — шепотом заметил главный хирург.
Но сестра, казалось, еще больше смутилась. Она протянула опять не тот инструмент. Попов нервно отбросил его и сам взял нужный инструмент.
Аврониев заметил это, припомнил также сцену с фонариком... Затем подошел к ней и, глядя ей прямо в глаза, сказал:
— Не нужно нервничать, сестра! Краска разлилась по ее лицу. Не владея собой, она отвернулась и начала искать какое-то! лекарство.
— Как больной? — тихо спросил Аврониев.
— Пока удовлетворительно,— шепотом ответил главный хирург,— теперь кровоизлияние уже не так опасно.
Аврониев улыбнулся. Затеи, полюбовавшись искусной работой Попова, на цыпочках удалился.
В это время Калчев вошел в комнату, где оставались Симанский и Васильев.
— До каких пор нас будут держать здесь? — тотчас же спросил его Симанский, который не сомневался, что их разговор подслушивается.— Пока наша милиция закончит следствие, профессор скончается! А у меня с утра очень важная работа...