В поисках цезия
Шрифт:
— Интересно, очень интересно,— заметил Аврониев.
Поняв смысл замечания Аврониева, Попов попытался разуверить его:
— Но он не мог подойти к цезию. Симанский был около профессора и в операционной, он не входил в процедурную, где мы оставили цезий. Кроме того, это самый близкий сотрудник профессора, и сам Родованов, когда находился в сознании, спрашивал о нем.
— Вы знаете, над чем работал профессор в последнее время? — вдруг спросил Аврониев.
— Я слышал, что он работал над очень важной проблемой —
— А чего он достиг в этой области?
— Не знаю.
— Где работал профессор?
— В институте, в своем кабинете.
Подняв телефонную трубку, Аврониев распорядился просмотреть все бумаги в кабинете профессора и установить наблюдение над институтом.
— Мне кажется, вы заходите слишком далеко,— заметил Попов.
— Такая уж у меня работа, доктор,— ответил подполковник.— Всегда нужно предполагать самое худшее. В больнице было семь человек, включая привратника. Кто-то из них совершил кражу. Но кто?
Аврониев откинулся на спинку кресла и зажег новую сигарету.
— Преступление совершено с явной целью — самым легким способом избавиться от профессора. Зачем им нужна смерть профессора, и именно сейчас? Личные мотивы, учитывая его возраст, исключаются. Значит, имели в виду его научную деятельность, последние результаты. .. Здесь видна рука иностранной разведки.
— Очень логично,— заметил Попов.— А я был склонен глядеть на это дело несколько иначе — кража с целью продать очень дорогие проволочки.
— Такая версия исключена,— возразил следователь.— Кроме вас, никто здесь не знает цены цезия и метода его использования. Кроме того, проволочки цезия можно применять несколько раз, и преступнику не было нужды выкрадывать их непременно перед самой операцией Родованова, подвергая себя опасности. Он мог спокойно взять их позже, когда они уже не были бы так необходимы. И вы оценили бы их пропажу не столь трагично, не так ли?
Усмехнувшись, доктор Попов сказал:
— Железная логика! Да у вас своя наука!
— Почти наука, доктор. Некоторые называют ее искусством.
— Искусство разгадывать тайны... Зазвонил телефон.
— У телефона Балтов. По какому делу я понадобился в такой поздний час?—притворно сердито говорил физик.— Приходят, будят меня, вытаскивают из кровати и даже помогают одеваться. Что за ночная любезность?—гремел в трубке его голос.
Аврониев выждал, пока физик выскажется до конца, и затем объяснил ему коротко и ясно:
— Послушай, Балтов, нужен аппарат для улавливания радиоактивности. Слышишь меня?
28
В ответ послышался свист, а затем голос Балтова:
— Уж не начали ли вы производство атомных бомб? Товарищ подполковник, осторожнее! Я сам решительно выступаю за мир, да и физика учит, что все тела стремятся к покою!
— Шутки в сторону, Балтов! Дело очень серьезное. Речь идет о жизни человека. Есть у вас такой аппарат? — Аврониев говорил любезно, но доктор Попов чувствовал, что за его спокойствием скрывается озабоченность.
— Наука имеет все, товарищ Аврониев, кроме аппарата для измерения мозгов дураков. Я принесу тебе счетчик Гейгера!
— А он поможет?
— Аппарат сверхчувствительный, последней модели.
— Так приезжай сейчас же!
— Слушаюсь, товарищ начальник! Аврониев положил трубку и обратился к доктору:
— А вы как будто забыли о своем пациенте? Попов встал и вышел из кабинета. Следователь расположился за столом Попова,
взял лист бумаги и карандаш и, написав фамилии всех, кто присутствовал на несостоявшейся операции, задумался. Затем начал рассуждать вслух:
— Кто же совершил кражу? Семь человек... Математики скажут — уравнение с семью неизвестными. Чтобы решить это уравнение, нужно довести его до одного неизвестного... Да... Если бы было время, а то как в шахматной игре — цейтнот! Но посмотрим...
Вдруг вернулся доктор Попов.
— Профессор очень плох, нужно спешить,— сказал он, словно выражая недовольство медлительностью Аврониева.
— Кого вы оставили при нем?
— Никого. Он будет находиться под моим личным наблюдением.
— Вот это правильно!
Попову было неприятно, что этот человек оценивает его поступки. Он привык к почтению и уважению, с которым относились к нему окружающие, и мнение Аврониева задело его самолюбие.
— Вы должны спешить,— снова напомнил он.
— Чтобы не попасть в цейтнот? — усмехнулся Аврониев.
— Не понимаю вас.
— Это термин в шахматной игре, который означает недостаток времени.
— Да, мы не должны терять время.
— А если времени у нас вполне достаточно?.. — с иронией произнес Аврониев, поняв намек доктора.
— О, вы так спокойны, как будто все уже в порядке,— заметил Попов.
— Мне кажется, и вы на операциях не менее спокойны, чем я сейчас.
Аврониев встал и вышел в коридор. Взгляд его скользил по стенам, он легко и бесшумно двигался вперед.
Подполковник стремительно вошел в комнату медицинских сестер. Антонова стояла у окна спиной к двери. Она обернулась и, увидев вошедшего, в знак приветствия кивнула головой. Аврониев незаметно бросил на нее быстрый взгляд. Она была молода, не старше двадцати четырех лет, и красива, пленительно хороша. Подполковник ощутил, что она тоже незаметно, но очень внимательно разглядывает его, словно пытаясь отгадать его мысли. Он почувствовал в ней живой ум, и ему показалось, что она настороже.
Взгляд Аврониева остановился на карманном фонарике, лежавшем на маленьком белом столе посреди комнаты. Подойдя к столу, подполковник взял фонарик и начал небрежно перебрасывать его из руки в руку.