В поисках Черного Камня
Шрифт:
Я пел и был очень счастлив. Мир выглядел совершенно по-другому и казался прекрасным и таинственным. Только луна оставалась той же самой – яркой, золотистой и круглой, как головка свежего сыра. Неожиданно сияющий лик луны перечеркнула чья-то тень, бестолково мечущаяся в разных направлениях. Приглядевшись повнимательнее, я различил контуры перепончатых крыльев летучей мыши.
Летучая мышь носилась кругами, взмывала вверх, пикировала вниз, вычерчивала причудливые зигзаги. Приблизившись к дереву, на котором я висел, она, часто взмахивая крыльями, зависла в воздухе, и я понял, что она меня заметила. Я слегка
«Наверняка она приняла меня за психа», – подумал я.
Летучая мышь подлетела еще ближе, внимательно рассмотрела меня с разных ракурсов, после чего повисла вниз головой на соседней ветке.
– Нет, ты не псих, – уверенно заявила она. – Мне приходилось бывать в сумасшедшем доме, и я знаю, какие у психов глаза. У тебя взгляд совсем другой. Но если ты барсук, не псих, и висишь на ветке вниз головой, распевая Марсельезу или что-то вроде этого, значит, ты не хочешь поступать так, как все.
Сказать, что я удивился – значило ничего не сказать.
– Но как ты догадалась? – воскликнул я и от удивления чуть не сорвался с ветки.
– Все очень просто, – ответила она. – Я – летучая мышь Унигунда, могильный мешкокрыл, символ волшебства, тайны и ночи. Я живу в могильных склепах, разговариваю с мертвыми, с привидениями и призраками, с вампирами и упырями, с духами и оборотнями. В свободное время я подрабатываю у одной колдуньи. Моя хозяйка утверждает, что стала колдуньей лишь по той причине, что никогда не хотела поступать так, как все. Например, она всегда одевает носки разного цвета, в то время как обычные люди предпочитают носить одинаковые носки. Вот я и подумала, что раз ты не псих и делаешь то, чего не делают другие барсуки, ты тоже не хочешь поступать так, как все. Но почему?
Я отцепился от ветки и неловко шлепнулся на землю, поцарапав при падении нос.
– Как хорошо, что я встретил тебя, – сказал я. – Я тебе все объясню. Ты такая умная, и у тебя такие обширные связи, что, наверняка, ты сможешь мне помочь.
Мне грустно оттого, что я не могу и не хочу быть таким, как остальные барсуки. Они желают только есть, спать и откладывать жир. Я же ищу что-то другое, сам пока не знаю что. Мне хочется куда-то уйти, отыскать нечто, без чего я не смогу быть счастливым, но что это такое, я не представляю. Может быть, ты знаешь, куда я должен отправиться, и что же я все-таки хочу найти? Или, может, я просто ненормальный барсук?
Унигунда расправила свои перепончатые крылья и некоторое время пристально их разглядывала. Видимо, удовлетворенная осмотром, она сложила крылья и, наконец, переключила внимание на меня.
– Можешь не волноваться, ты абсолютно нормален, и ты не один такой. Нечто подобное происходит со многими животными, птицами и насекомыми. Зайцы и еноты, кроты и носороги периодически чувствуют то же самое. У барсуков это явление довольно редкое, а вот лемминги, например, почти все одержимы этим чувством. И как только находится один мечтающий о неведомом лемминг, который крикнет: «За мной, пушистые и когтистые, я знаю, куда нам идти и что нам нужно искать», все лемминги, сотни и тысячи, со всех краев сбегаются к нему. А поскольку море, огромное и неизведанное, всегда манит подобного рода мечтателей, их предводитель бросается в морские волны, и все остальные лемминги следуют
Летучая мышь замолчала. Мне показалось, что в ее глазах блеснула печаль. Немного подождав, я спросил:
– Они находят в море то, что искали?
– Нет, – покачала головой Унигунда, – они следуют за безумным мечтателем и погибают. Я много раз слышала, как люди спорят о том, почему лемминги бросаются в море. Если бы они спросили у леммингов, то давно узнали бы ответ. Но люди считают себя слишком умными и слишком важными, чтобы разговаривать с животными, поэтому и спорят до сих пор.
Киты по той же причине выбрасываются на сушу и тоже встречают там свою смерть. Киты уверены, что на таинственной и недоступной им земле найдут ответы на мучающие их вопросы, но это не так.
– А ты знаешь ответы? – спросил я. – Мне бы не хотелось бросаться в море, чтобы их найти. Говорят, море где—то очень далеко и, кроме того, я не люблю плавать.
Летучая мышь расхохоталась.
– Конечно, я знаю ответы, – сказала она. – Мне известны все тайны дня и ночи, света и тьмы. Но я не открою их тебе. Сейчас ты лишь услышишь слова, но не поймешь их суть. Ответы должен найти ты сам. Я только подскажу тебе направление поисков.
– Направление? – переспросил я. – Какое направление? То, в котором я должен идти?
Унигунда снова рассмеялась. Я даже немного обиделся – не слишком-то приятно, когда над тобой насмехаются.
– Твоя беда в том, что ты ленив, и из-за этого ты слишком много думаешь, – сказала она. – Нормальный барсук роет огромную нору, потому что все барсуки поступают так с самого сотворения мира, не задумываясь о причине, по которой они это делают. Но тебе лень рыть нору, и ты устраиваешься в какой-нибудь ямке и размышляешь, почему барсуки роют норы, зачем эти норы такие большие, и нужны ли в них тупики и лабиринты.
Нормальный барсук, даже сытый, всегда съест про запас еще одну ящерицу, чтобы нарастить побольше жира. Но ты ленивый и, когда сыт, не хочешь гоняться за ящерицами, а размышляешь, стоит ли это делать, и какой именно слой жира необходим барсуку для счастья.
Мне стало очень стыдно. Я и раньше подозревал, что слегка ленив, но как-то не хотел об этом задумываться.
Мое замешательство еще сильнее развеселило летучую мышь. Она покачалась на ветке, зловредно хихикая, а затем перепорхнула ко мне на плечо и ободряюще похлопала меня крылом по макушке.
– Не расстраивайся, – произнесла Унигунда. – Лентяем быть не так уж плохо. Неленивый барсук – всего лишь счастливый труженик, зато из лентяев получаются философы, мыслители, мечтатели и поэты. Им лень заниматься обычными делами – и они ищут нечто, чему сами не могут дать определения. Твой случай совершенно типичный. Ты пытаешься найти смысл жизни. Неведомая сила, исходящая из твоего сердца, зовет тебя туда, где ты сумеешь его отыскать.
Я почувствовал себя несколько отупевшим от разговора. С отцом я беседовал только о политике, общение с другими барсуками ограничивалось обсуждением нор, еды и личной жизни соседей, и с непривычки рассуждения Унигунды показались мне слишком сложными. И вдруг я понял, что она совершенно права. Конечно, я хочу найти смысл жизни и готов бежать за ним хоть на край света. Ведь это куда интереснее, чем рыть и ремонтировать нору, да нагуливать жир!