В поисках четвертого Рима. Российские дебаты о переносе столицы
Шрифт:
Причина такого различия состояла в том, что государство и политическая власть во Франции играли гораздо более заметную роль, в силу чего последняя могла более эффективно проводить централизованное планирование, мобилизовывать капитал и строить свою столицу за счет провинции. В результате градостроительные модели Парижа стали предметом подражания не только для Англии, но и для большинства других европейских столиц.
В Англии же столичный город находился под контролем частных интересов. Реконструкция Лондона в монументально-классическом стиле – тем более в тех масштабах, размахе и великолепии, с какими это было сделано в Париже Османа, – была не по карману городским властям британской столицы. При этом наблюдатели обращали внимание на то, что казалось им противоречием между статусом Великобритании как мощнейшей индустриальной и колониальной
Эта же концепция англосаксонской столицы, по-видимому, до сих пор определяет различия между муниципальными системами управления и административными культурами в Англии и Франции. Если управление Лондоном рассредоточено в 33 округах города (boroughs) и главную роль в управлении играет выборный мэр, то управление Парижем чрезвычайно централизовано и до сравнительно недавнего времени было сосредоточено в руках префекта департамента Сены (R"ober & Schr"oter, 2004:10). Должность мэра Парижа возникла только в период Французской революции.
Можно ввести еще одно различение столиц – на основании характера экономик государства, центром которого она является, важность которого будет ясна из дальнейшего изложения. Размер столичного города во многом зависит от того, построена ли экономика государства, столицей которого он является, на основе распределительных или производственных отношений. В государствах, которые основываются на распределительных экономиках, столица обычно значительно превосходит остальные города. В государствах, которые построены на основе производящих экономик, рост столицы значительно больше на ранних стадиях их развития, когда факторы производства (стоимость капитала, земли и труда) еще не поднялись в цене. В таких государствах размер крупнейших городов постепенно падает или стабилизируется по мере того, как производство естественным образом разделяется между другими городами.
Знаменитый французский географ Жан Готтман предлагает также различать две модели столичных городов, которые он называет платоновской и александрийской моделями (Gottman, 1990: 67). Следуя другой терминологии, эти два типа столиц можно также назвать континентальными и атлантическими.
Идея платоновской столицы восходит к диалогу Платона «Законы», где греческий философ говорит о том, что главные города страны должны располагаться вдалеке от моря. «Близость моря, хотя и дает каждый день усладу, на самом деле это горчайшее соседство. Море наполняет страну стремлением нажиться с помощью мелкой и крупной торговли, вселяет в души лицемерные и лживые привычки. Море делает граждан недоверчивыми как по отношению к себе, так и друг к другу» (Законы, VII, 705а). Александрийские столицы, в противоположность платоновским, космополитичны, в них сочетается как коммерция, так и политика. Критерием их различения выступает, таким образом, близость к морю, с которым связывается интенсивность экономической жизни и особенно внешней торговли.
Географ Скотт Кэмпбелл предлагает другую интерпретацию александрийской модели: к александрийским относятся столицы такого рода государств, у которых нет единого центра. Существует история о том, что Александр Македонский на вопрос о своем выборе будущей столицы якобы указал пальцами сразу в нескольких направлениях на карте. По словам Кэмпбелла, если платоническая столица определяет государство нового времени (modern state), то александрийская столица определяет ситуацию ацентричности постмодерна, с которой он связывает идею виртуальной слабо локализованной сети, в которой воплощаются столичные функции (Campbell, 2000: 18). Такая идея отчасти вдохновляла проект Путраджайи в Малайзии. Эта интерпретация, будучи интересной и оригинальной, однако является фактически и исторически неточной, так как Александр Великий, как известно, мечтал о новой столице империи в Вавилоне (Boyi, 2004: 97), а связка платонизма со столицами модерна лишает саму изначальную дистинкцию Готтмана всякого реального смысла.
Гораздо более существенным в различении этих двух видов столиц мне представляется позиционирование и ориентация этих двух моделей, направленность континентальных платонических столиц вовнутрь и александрийских столиц – вовне. Примерами платонических столиц в такой интерпретации могут служить Кабул, Мадрид и Москва в противоположность Константинополю или Стокгольму. В другой терминологии их можно назвать внешними и внутренними столицами (outward & inward capitals) (Shevryev, 2003).
В связи с платоновскими и александрийскими столицами в качестве небольшого отступления уместно хотя бы упомянуть в этой связи Аристотеля, который был учеником Платона и учителем Александра Македонского. Хотя в корпусе его сочинений нет специальных обсуждений вопроса о столице, в его «Политике» есть фрагменты, которые с оговорками могут трактоваться как прямые рекомендации по этому поводу или во всяком случае по вопросу о естественном стратегическом центре Греции. Незаметно полемизируя с Платоном, Аристотель, во-первых, реабилитирует морские и космополитические города («Политика», книга VII), а в полемике с Александром Великим, желавшим переместить новую столицу на Восток, как будто выдвигает на роль политического центра Греции остров Крит.
Остров Крит как бы предназначен природой к господству над Грецией, и географическое положение его прекрасно: он соприкасается с морем, вокруг которого все греки имеют свои места поселения; с одной стороны он находится на небольшом расстоянии от Пелопоннеса, с другой – от Азии, именно от Трионийской низменности Родоса. Вот почему Минос и утвердил свою власть над морем, а из островов одни подчинил своей власти, другие населил (Политика, Книга II, глава ю).
Важно отметить в этой связи, что Крит был историческим центром минойской культуры, стоявшей у истоков культуры греческой, и его стратегические преимущества состояли, прежде всего, в его положении важного центра, соединявшего Африку, Азию и Европу, и таким образом выходили за пределы только общегреческих плюсов, на которые Аристотель указывает непосредственно. По сути дела, здесь идет речь о столице всего Средиземного мира с центром на острове – видение, артикулирующее архетипическую европейскую пространственную схему (Карапетьянц, 2000). Можно сказать, что в данном фрагменте Аристотель в некотором роде примиряет концепции Платона и Александра. Подобно Платону он сохраняет столицу на территории исторической Греции, но, вопреки ему и согласно Александру, делает ее космополитической и открытой другим цивилизациям. Такова аристотелевская столица, как будто следующая его принципу золотой середины.
В дополнение и в противовес пространственным столицам, вероятно, существуют еще и столицы самого времени. Вокруг таких столиц кружатся века, столетия и целые исторические эпохи. Одной из них был воспетый поэтами и историками Париж, который Вальтер Беньямин метко назвал «столицей XIX века» (1935) (Benjamin, 2002). Но эти столицы времени являются частью особой темы культурных столиц, которая не будет нас специально занимать в данной книге (о культурных столицах см. Charle & Roche, 2002; Van Damme, 2005).
Вышеприведенная типологизация столиц особенно важна не из-за желания автора как-то упорядочить или дополнить существующие классификации, хотя и такая задача была бы весьма полезной. Она важна главным образом потому, что указывает не только на историческое многообразие принципов размещения и возведения столиц, но и на различные и многообразные концепции, оттенки смысла и понимание функций столичности в различных странах или цивилизациях.
Эта типология позволит нам лучше ориентироваться в дальнейшей дискуссии и даст нам язык для именования городов и столиц, которые мы будем обсуждать.
Нашему анализу столичности уместно предпослать также небольшой исторический очерк, который как проиллюстрирует перечисленные нами типажи, так и позволит определить векторы исторического развития и эволюции этих городов. В последующих главах мы выделим пять исторических типов столиц по своим историческим манифестациям: мобильные, сакральные, королевские, имперские и национальные. Первые три из этих типов можно отнести к категории протостолиц. Помимо различных функций, каждый из этих типов столиц пользовался определенным символическим языком и системой кодов, которые отличали их друг от друга. Выделение этих типов имеет решающее аналитическое значение для понимания эволюции идеи столичности и ее модификаций в различных цивилизациях.