В поисках правосудия: Арест активов
Шрифт:
— Насколько серьезное?
Не поднимая глаз и избегая ее настойчивого взгляда, главврач ответил:
— По моему мнению, процентов пять.
Женю начало колотить. Сделав три глубоких вздоха, она спросила:
— В чем причина?
— Либо пищевое отравление, либо его медикаменты, — неуверенно произнес главврач.
— Его медикаменты?
Володя принимал циталопрам, обычный антидепрессант, и безрецептурный назальный спрей от аллергии. Евгения знала, что эти два препарата никак не могут вызвать веерный отказ органов. Если бы это было так, то десятки миллионов людей, страдающих
— Вы проверили кровь на отравление ядами? — спросила она.
— Зачем кому-то травить вашего мужа?
— На это есть много причин. Он был заместителем Бориса Немцова, а Борис был убит всего три месяца назад!
Главврач покачал головой:
— Это никак не связано.
Женя собрала всю свою волю в кулак, сохраняя спокойствие.
— Я собираюсь перевезти мужа завтра, — сказала она. — Санитарный самолет ждет нас во Внукове.
— Послушайте, — сказал директор, — вашего мужа нельзя перевозить. Его нельзя даже перемещать из одного угла палаты в другой. Он не переживет перевозку в аэропорт, не говоря уже о перелете.
— Тогда мне нужно дополнительное мнение. Здесь есть израильский врач из Тель-Авива. Я хочу, чтобы он осмотрел Владимира утром.
— Госпожа Кара-Мурза, — обратился к ней директор уже более снисходительным тоном, — зачем вам еще одно мнение?
— Зачем мне еще одно мнение? — повторила Женя, наклонившись вперед. — Вы только что сказали, что не проверяли его на яды, в то время как у моего мужа все признаки отравления!
Главврач ответил с некоторой издевкой в голосе:
— Представьте себе поезд. И этот поезд сбил вашего мужа. Вас действительно волнует, что это за поезд? Нет. Вам важно спасти своего мужа. Именно это мы и пытаемся сделать.
Окончательно утратив самообладание, она крикнула:
— Именно это я и пытаюсь сделать! Я получу дополнительное мнение, и мы проведем токсикологический анализ сами. Мне нужны образцы его крови, и сейчас же!
Так с ним еще не говорили.
— Никаких иностранных врачей в моей больнице не будет, и никаких образцов тоже, — объявил главврач. — Без доверенности вы не можете просить ни о чем подобном.
В отличие от большинства других стран, в России супруги не имеют юридического права на принятие решений за своих недееспособных партнеров. Поэтому он думал, что на этом всё закончится.
У Жени опустились руки. У нее не было доверенности.
Но тут оживился Вадим Прохоров: какой ты адвокат без доверенности!
Он полез в свой потертый, переполненный бумагами портфель и, как фокусник, вытаскивающий кролика из шляпы, — вуаля! — вытащил из него доверенность и положил ее на стол главврача. Неважно, что документ касался политической деятельности Володи и не затрагивал медицинских аспектов, ведь Вадим не собирался ничего пояснять: просили доверенность — вот она! В горячке главврач не стал читать текст — он же врач, а не юрист. Он взглянул на бумагу, и лицо его стало пепельного цвета, а Вадим, засунув документ обратно в портфель, вежливо попросил:
— Пожалуйста, сделайте то, о чем вас просит госпожа Кара-Мурза, и отведите ее к мужу.
Без лишних препирательств главврач обратился к доктору Проценко, который молча наблюдал за происходящим:
— Сделайте, как просят. Дайте ей час и образцы.
Так же молча доктор Проценко провел Женю в отделение интенсивной терапии, в большую палату с шестью койками.
— Ваш муж там, — сказал он, указывая рукой в сторону одной из коек. Она подошла к Володе. Он был где-то там, за облаком из трубок, проводов и пищащих приборов. Она едва узнала его — он напоминал какого-то роботизированного осьминога.
Доктор Проценко объяснил ей план лечения, который казался исчерпывающим, но не обнадеживал.
— Я сожалею, но, как сказал мой коллега, боюсь, что положение вашего супруга очень тяжелое.
Женя пододвинула стул к постели, села рядом с Володей, взяв его за руку, и прошептала, что теперь она рядом и не уедет без него из Москвы.
Через час в палату вошла медсестра, взяла кровь, сделала срезы волос и ногтей Владимира, положила их в герметичные пакеты и передала всё Жене вместе с копией его медицинской карты.
— Извините, но вам пора уходить, — сказала медсестра. — Мне сказали, что вы можете прийти завтра.
Было уже 11 вечера, когда Женя вышла из больницы. Ее ждал Вадим и на своей машине отвез домой к ее родителям. Дома она положила образцы в холодильник и по электронной почте отправила мне медицинскую карту Володи.
На следующее утро она вернулась в больницу с израильским реаниматологом. Осмотрев Владимира, он согласился со своими российскими коллегами. Перевозить Володю было нельзя. Женя и сама это чувствовала, но услышать подтверждение печальных прогнозов от человека, которому доверяешь, было очень больно.
Перед ней стоял сложный выбор: если она начнет перевозку, то ее муж умрет наверняка, но если оставить его в России, то он умрет, скорее всего.
24. Фабрика ядов КГБ
Госпитализация Володи в Москве и его критическое состояние стали для всех сильным потрясением. Мне это напоминало арест Сергея: еще один человек, который мне очень дорог, находится в смертельной опасности в тысячах километров от меня, и я бессилен ему помочь.
Кайл Паркер чувствовал то же самое. Они с Володей не только вместе работали над законом Магнитского, но и дружили семьями. Их жены были подругами, их дети играли вместе, они часто приходили друг к другу в гости на барбекю.
Как только я получил медицинскую карту Володи, я тут же переслал ее Кайлу. Нам пришлось стать экспертами по ядам, причем быстро. Мы знали о печально известной фабрике ядов КГБ — организации, которая на протяжении десятилетий разрабатывала новые, страшные, секретные способы убийств. Яды, которые они изобретали, часто тестировали на заключенных ГУЛАГа, прежде чем применять их на «неугодных». В их арсенале были рицин, диоксин, таллий, цианид, полоний (который был использован в Лондоне для убийства Александра Литвиненко) и редкие вещества, выработанные из яда медуз. Нам предстояло выяснить, был ли Володя отравлен ядом из этого списка или чем-то новым.