В поисках правосудия: Арест активов
Шрифт:
Мы с Майклом пошли в ближайший суши-бар. Я специально взял легкий обед, чтобы не расслабляться и не терять бдительность, но в то же время сохранить силы еще на пять часов этой юридической экзекуции.
По возвращении допрос продолжился. К Цимроту вернулась уверенность, и он перешел к другой теме. Теперь он хотел выяснить, в каких странах мы расследуем отмывание российских денег, связанных с делом Магнитского.
Этот вопрос был с подковыркой. Я лично участвовал во всех наших контактах с правоохранительными ведомствами и не мог ответить: «Я не знаю», потому что я знал. Честный ответ раскрыл бы кремлевским силовикам
Внешне я сохранял спокойствие, но внутри всё дрожало, и только я собрался открыть рот, как вмешался Пол Монтелеони.
— Я попрошу свидетеля не отвечать на этот вопрос, так как эта информация не может быть публичной, — сказал он. Он ссылался на закон о «тайне следствия» — это означало, что любая информация, относящаяся к предварительному уголовному расследованию, не подлежит разглашению. Вмешательство Пола поставило крест на всех вопросах по этой теме. Цимрот не смог обойти его и двинулся дальше.
К вечеру его разочарование стало очевидным. Его помощники бегали туда-сюда, выискивая хоть что-то, что помогло бы ему заманить меня в ловушку. Его вопросы становились всё более нелепыми, но и это не помогало.
Ближе к концу Цимрот спросил:
— Вы были в Белом доме 14 февраля 2014 года. Это вы помните?
— Нет, — твердым тоном ответил я. Я был в Белом доме только один раз в жизни — вместе с папой в 1999-м, когда президент Клинтон наградил его Национальной научной медалью.
Цимрот тут же оживился. Он что-то шепнул своему помощнику. Тот выбежал из комнаты и вернулся через пару минут с коробкой, из которой достал документ и передал его Цимроту. Цимрот положил его передо мной. Это был журнал учета посетителей Белого дома. Он показал мне запись с моим именем, фамилией и первой буквой отчества и повторил:
— Была ли у вас встреча в Белом доме 14 февраля 2014-го?
Цимрот подумал, что наконец-то уличил меня во лжи.
— Нет, — спокойно ответил я. — Я был в старом административном здании. — (Речь о здании Эйзенхауэра — это правительственное здание в комплексе Белого дома, но не Белый дом.)
В той стороне, где сидели коллеги Цимрота, послышался дружный вздох. Цимрот же отреагировал так:
— Похоже, мне надо быть очень осторожным, задавая свои вопросы, не так ли?
— Именно так.
Вопросы заканчивались, и допрос завершили за двенадцать минут до окончания отведенных на него семи часов. Майкл вежливо предложил им продолжить, но Цимрот иссяк.
Уже в лифте Майкл улыбнулся и сказал: «Отличная работа, Билл».
Когда я добрался до своего номера в отеле, я чувствовал себя совершенно измотанным. Я заказал себе китайскую еду навынос. Наслаждаясь монгольской говядиной из коробочки, я представлял, как беснуются Кацывы и Весельницкая, распиная Джона Москоу и Марка Цимрота за то, что те не принесли им мою голову на блюдечке. Они потратили миллионы долларов, а «Бейкер-Хостетлер» — бесчисленное количество часов на выведывание, преследование и суды против меня, и всё впустую.
Спустя несколько дней фирма «Бейкер-Хостетлер» обратилась в суд с просьбой заставить нас передать им документы, которые они действительно очень хотели заполучить, и провести мой повторный допрос. Судья Гриеса с неохотой назначил дату очередного слушания на конец мая.
«Бейкер-Хостетлер» не подозревали, что это и была ловушка, в которую медленно заманивал их Майкл, и влетели в нее со всей дури.
Как только началось слушание, Цимрот стал разглагольствовать о том, что я не выполняю решение суда. Но каждый раз, когда он упоминал мое имя, судья Гриеса нервно вздрагивал. Цимрот не обращал внимания и гнул свою линию.
В конце концов всё это так надоело судье, что он завопил:
— Правительство возбудило дело. Господин Браудер не возбуждал его! — и продолжил на высокой ноте: — [Мы] потратили достаточно времени и усилий на господина Браудера.
На этом всё закончилось, не успев начаться. Судья Гриеса запретил все дальнейшие запросы и допросы и категорическим тоном посоветовал Цимроту перейти к основному делу, чтобы двигаться дальше.
Майкл молча созерцал происходящее, как будто ждал именно этого момента. Он быстро встал и попросил судью:
— Поскольку мы не являемся стороной в деле, можем ли мы быть свободны?
Он не хотел ждать, пока судья Гриеса передумает.
— Конечно, можете.
— Спасибо.
И Майкл ушел. Он не подал ни одного ходатайства, не отправил практически ни одного письма и почти не выступал в суде. Его стратегия была очень неординарной, но она сработала! Это был идеальный пример юридического джиу-джитсу. Он использовал вес наших оппонентов, чтобы уложить их на лопатки.
Вот так Майкл Ким успешно извлек стрелу из моей шеи.
22. Владимир Кара-Мурза
Оставив позади волнения, связанные с допросом, я постарался сфокусироваться на поиске путей возмездия убийцам Бориса Немцова. Борис был незаменим в продвижении и принятии закона Магнитского, и было бы естественно воспользоваться им, чтобы наказать тех, кто стоял за этим преступлением.
Я был не единственным, кто разделял это мнение. Важную роль в процессе применения санкций закона Магнитского играл Владимир Кара-Мурза. Именно он вместе с супругой и дочерью Бориса был в ту роковую ночь на Большом Москворецком мосту.
С Борисом его связывала крепкая дружба. И несмотря на то, что Владимир с женой Женей и тремя детьми жил в Фэрфаксе, штат Вирджиния, он находился в постоянном контакте с Борисом, они вместе ходили в походы в России, общались по работе и на отдыхе. Борис был крестным отцом одного из детей Владимира.
Как и Борис, Владимир всецело поддерживал закон Магнитского. Именно за это он поплатился должностью шефа вашингтонского бюро российского телеканала «Ар-ти-ви-ай» в 2012 году. (Владимир начинал работать на «Ар-ти-ви-ай», когда этот телеканал был независимым, но к 2012 году он перешел под контроль Кремля.)